- Донасьен Альфонс Франсуа, граф де Сад, - медленно и с выражением он сказал каждое слово своего имени и титул, - к вашим услугам.
- Монро де Соран, - был ответ.
- Рад приветствовать вас, милок. Зашли прикупить ядов? Здешние яды самые прекрасные во всёй Франции. В самый раз, чтобы убивать жён. О, вы женаты? У вас такие глаза и усталый вид… думаю, что женаты.
- Нет, я не женат. Да и жён убивать я не намерен.
- Зря. Они любят это. Страсть, похоть, боль, и… плётку, - он расхохотался, - я мог бы научить вас, друг мой, простым истинам жизни.
Торговец за прилавком улыбнулся.
- Не нужно. Жизнь учит меня только пинками.
- А вы скрываетесь за огромной и толстой стеной печали и страданий? Ведь женщина – это цветок! За ним нужно ухаживать, не будешь поливать – помрёт, не будешь уделять внимания – не расцветёт. А помимо пышной розы и цветка девственности у них есть корни и стебли. С корней и стеблей часто готовят яд. Вот так, самый прекрасный и пахучий цветок может быть опасным орудием в руках смерти. Уберите свою грусть, тем более, пока вы молоды! Вас окружает столько малодушных девиц! Почему вы не дерзаете? Право, не понимаю. Это лучший гедонизм, который есть в нашей жизни. Ах, да что я? Возьмите вот мою книгу, прочтите её когда-то.
- «Сто двадцать дней Содома» - прочитал название Монро.
- Точно! Помните участь Содома? Вот. Ну, ладно. До встречи, я пойду убивать своих жён и их любовников! Обязательно найдите меня когда-то. И попробуйте убивать любовников! Удивительное занятие…
- До встречи, - сказал ему Монро, и направился к прилавку. Кто это? – спросил он, когда подошёл к торговцу.
- Это маркиз де Сад. Мой постоянный клиент и сердцеед. Философ, поэт, критик. Не знаю, что можно о нём ещё сказать. Любит он… не платонически. Подружись с ним, уверяю, это интересная личность, - еврейское лицо торговца улыбнулось, и Монро увидел его зубы, и страшный взгляд карих, даже желтоватых от гепатита глаз, - ты пришёл за ядом?
- Да. Мне нужен сильный яд, который наповал убьёт человека. Желательно сразу, без лишних мучений. Цена не интересует, деньги есть.
При слове «деньги» глаза еврея засверкали, а когда он услышал «есть» - с них посыпались искры.
- Есть яд, - сказал торговец, - приняв малую дозу которого, ты увидишь яркие сны, как Джульетта, немного больше – и ты встретишь смерть.
- Мне нужен самый сильный. Нужно такое вещество, чтоб через миг был полный отдых от жизни, и с такой же быстротой освобождало тело от дыханья. Я не хочу, чтобы этот человек страдал.
В подвал спустились два жандарма. Чёткий отзвук их сапог был слышен по всему помещению. Даже мыши попрятались далеко за бочки.
- Ларсен! – крикнул один, нам две пинты!
Еврей поставил на стол два деревянных бокала и налил им с бочонка хмельного, попутно капнул пару капель макового молока. Это был обычный заказ этих двух, вместо налогов. Монро спрятал лицо в тень от свечи. При нём не было документов, а жандармы могли наказать его за такую глупость. Но кто в Париже носит с собой документы? Однако страх был лишним: при звуке последних капель, которые упали в бокал, их лица засияли, и до Монро им дела не было. Они залпом выпили всё, и пошли прочь. Маковое молоко начинало быстро действовать, и ноги их стали ватными. Они поддерживали друг друга на ступеньках, чтобы не упасть.
- Я торгую ещё хмельным. Чтобы меня не прикрыли, конечно. Пиво с маковыми добавками и опиатами – это то, что называют «налог». Других налогов я не плачу. Так вот, яд. Есть один новый яд, изобрели его не так уж и давно, но он уже известен. Очень… хороший!
- Что за яд?
- Цианистый калий. В порошке. Вот-с. Дело в том, что синильная кислота и цианиды в составе каким-то образом тормозят процесс тканевого окисления. Как и почему, и точно ли это так – я не знаю, но практика показывает, что это таки так. Он сильный, но в мире есть и более сильные яды, которых у меня нет. Добыть их проблематишно, знаешь ли.
- Умереть хватит.
- Хватит, конечно. Есть его жидкий вид в склянке.
- Давай в склянке.
Маленький бутылёк сверкнул, и Монро быстро спрятал его. Заплатив и подарив еврею улыбку, он пошёл прочь. Наполеоновская Франция цвела, и он только сейчас это заметил. Люди смеялись, целовались, ходили под руку. Торговцы в период Наполеона стали на новый путь, и с жадностью активизировались на улицах, едва не погубив тем империю. Они были кровью и чревом Парижа. Они переживали голод, кризис, и как только для них восходило солнце – они снова выползали на тёплую брусчатку. Птицы щебетали, деревья наливались соком, а люди вином и любовью. Только сейчас Монро это видел, и только сейчас он вздохнул этот тяжёлый дурман романтики, и ему стало грустно ото всего. Он зашёл в дом, сбросил с себя обувь, и без сил рухнул на кровать. Рядом лежала книга Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», а ещё какая-то книга о самоубийстве. Его это не удивило: Арно мог читать что угодно. Рядом лежал Вольтер, а теперь к ним присоединился маркиз де Сад. День только начался, и на чтение было полно времени. Он сел за Рабле. Монро сравнивал себя с Катоном и Нероном, только полностью павшим духом. Он знал, что найдётся то, что воскресит его, но сейчас он был просто трупом. Жизнь била его палкой, а он чувствовал себя киником Диогеном. «Бей, но учи» - вспоминал он его слова.