Уеду! Пишу тебе утром, сейчас моя голова чиста, и я прекрасно понимаю то, что писал вчера! Уеду! Скоро! Деньги есть, меня здесь ничего не держит, я уеду в Италию, в тёплую Италию, мой друг! Я не могу оставаться здесь дольше. Это место желает мне смерти.
Со мной она была бы счастливее, чем с тем парнем, которого я убил. Как метко я выстрелил тогда! Ах, какая забава! Какой грохот стоял, какое облако пороха! Какой знатный был день! Она была бы со мной счастлива… не могу представить, как он обнимает её тонкий стан. Меня прямо-таки воротит, руки непроизвольно складываются в кулак, и я хочу порвать его. Но он уже мёртв. Убит мною. Странные чувства я испытываю. Мой враг мёртв! Как же так? Какой тогда смысл игры?
Теперь я никогда не надеваю тот фрак, в котором я впервые появился неё. Я никогда теперь не надеваю фраков. Единственное, так это то, что я ношу на шее тот самый голубой платок. Ты помнишь же его? Он прелестный… такой тонкий, такой красивый.
Сегодня глянул в зеркало. Я ужаснулся. Я увидел в нём не себя. Это страшное зрелище. Я увидел чудовище. Меланхолия действует на меня не лучшим способом. Она убивает меня. Или убивает меня, всё-таки, любовь к моей Элизе?
Всю жизнь она готовила для меня кубок яда. И я вместе с ней выпиваю его до дна. Она умирает вместе со мной, она умирает во мне, я умираю, Арно!
Я так желаю, чтобы она была моей! Ах, Арно, я страдаю. Но! Я научился противостоять страданиям! Я стал выше них, я могу теперь контролировать ними! Любым порывом сердца я могу управлять! Невероятно…
Я ошибался.
Я чувствую, как она страдает. Это висит в воздухе, я чувствую, чувствую, чувствую….
А она… чувствует ли?
Всё решено: я должен умереть. Это я пишу с серьёзностью, со здравым рассудком, без всяких экзальтаций и вранья. Считай это моей эпитафией. Я говорю тебе прямо, и ты сам понимаешь меня, как никто другой. Ты уже не прочтёшь эти строки, а там, на небесах, мне будет за них, возможно, стыдно. Но я пишу эти строки. Я пишу их, значит, я пока что жив. Пока что я держусь, но всё предрешено. Всю ночь я не спал. Слёзы бежали ручьём, когда я перечитывал письма и книгу, которую она мне дарила. Я люблю её до сих пор, в ту пору, как она просто оставила меня. Так нагло! Так просто… всё решено! Я предаюсь своей судьбе.
Сегодня хотел написать что-то важное, но в комнату залетела синичка, я и вовсе забыл, что хотел сказать. Представляешь? Выходит, ничего важного. Я такой легкомысленный, Арно. Ты знаешь меня. Птичка была невероятной красоты. Я не встречал ещё таких. Она была воплощением красоты! Элиза…
Сегодня восемнадцатое брюмера по старому календарю, Арно. День моей смерти. Куда деть эти записки? Пускай они умрут со мной. Человеку, за миг до смерти, уж больше нечего терять! Восемнадцатое брюмера! Помнишь, как пришёл в этот день к власти Наполеон? Восемнадцатого брюмера. Не так давно я праздновал свой день рождения, а сегодня я умираю. Удивительный мир. Я прощаюсь с тобой, Арно. Последнее моё прощание. Восемнадцатое брюмера!»
Монро писал эти строки с весны 1806 до осени этого же года. Настал великий день. Какой прекрасный день!
Он шёл гордой походкой, в красивом плаще, и платком на шее. Монро был неотразим. Никто не мог подумать, что этот человек идёт на свою же каторгу.
Звук его каблуков наполнял громкий Париж своим стуком. Его настроение было на высоте, птиц осталось мало, а с деревьев слетали последнее листья. Последние листья в этом году. Прошёл почти год после невероятного спасения от военно-полевого суда, и вот, Монро сам идёт на свою смерть. Он не верил сам себе.
Дверь открылась очень легко. Это был дорогой кабак, здесь были самые дорогие вина и лучшая пища в окрестностях Парижа. Какой день! Из-за туч на секунду показалось солнце, и Монро улыбнулся ему, после чего оно снова спряталось в простынь облаков.
Монро заплатив втрое дороже за бокал с венецианского стекла, внутри которого играл рубиновый напиток. Он пошёл гулять по набережной с бокалом кипрского вина.
Монро прогуливался под мелким осенним дождиком, вдоль Сены, и вдруг остановился. Он переступил через ограду, и сел с бокалом на краю обрыва. Он медленно откупорил бутылёк, который купил когда-то у еврея. В нём был цианистый калий. Монро полностью вылил его себе в вино.
- Монро! – раздалось у него за спиной. От этого голоса он едва не упал в Сену. Это была она! Её сладкий голос!
Никому не достанется моя душа, - подумал Монро, подавляя свою радость, - ни Элизе, ни богу. Никому. Он выпил немного вина.
- Монро! – крикнула она, и в своём платье побежала к нему. Он видел её грациозность даже сейчас, как она была красива!.. Она бежала, а из-под её ног летели капли дождя.