— Левой, левой, — прикрикивал сиплым, простуженным голосом военрук. — Баранов, ты что, три дня не ел? А ну, выше ногу! Ррраз, два! Четче, шаг! Левое плечо ко мне! Алымов, не сутулься, хомут надену.
Ребята засмеялись, стали подначивать попавших на заметку военруку.
— Оставить разговорчики! — приказал Портнов. — И — рраз!..
Портнов прибыл в их поселок позапрошлой осенью, вскоре после Закона о сокращении Вооруженных Сил, В ту осень в их поселке объявилось много военных. Держались они с достоинством, помня о своих офицерских погонах. Привыкшие командовать, они и на гражданке присмотрели себе неплохие места. Разве плохо, к примеру, быть заведующим райкомхозом, начальником автоколонны или директором птицефабрики? Почета и уважения ничуть не меньше, чем любому командиру.
Портнову, конечно, в этом смысле повезло меньше, чем другим, но кто знает, может, он и не хотел изменять военному делу. Военрук ходил к ним на уроки, да и всюду по поселку в той форме, что пришел из армии, сняв лишь майорские погоны да споров малиновые пехотные петлицы. Держал себя Портнов с учениками строго, словно с солдатами. Команды отдавал зычно, требуя незамедлительного, беспрекословного исполнения. Нерасторопных терпеть не мог.
Вот и сейчас насмешливо покрикивал:
— Баранов, подтяни живот, или ты на шестом месяце? А тебе, Тальянов, я следующий раз привяжу солому, чтобы не путал левое с правым.
Что и говорить, Портнова побаивались.
Погоняв их вдоволь по школьному двору и оставшись, видимо, довольным, Портнов объявил пятиминутный перекур и вытащил из кармана шинели непочатую пачку «Беломора». Баранов вроде бы по нужде рванул к уборной, чтобы там, втихаря, выкурить свою запретную папироску. А ребята обступили Портнова в надежде услышать какую-нибудь интересную историю из военной жизни, на которые военрук был охоч. За эти истории они могли простить ему любую строгость. Портнов медлил, наслаждаясь папиросой.
— Слышишь? — дернул кто-то за руку Сергея.
Он обернулся. Это был Полосин из параллельного класса.
— Отойдем, разговор есть.
Они отошли подальше от ребят к гимнастическому бревну.
— Я слышал, ты собираешь самолеты.
— Собираю.
— Поклянись, что никому не скажешь, о чем я тебе скажу.
«Уж не дурачит ли? — подумал Сергей. — Кажется, нет».
Полосин говорил на полном серьезе.
— Клянешься?
— Ну, клянусь!
— Без всяких ну. Так клянешься или нет?
— Клянусь!
— Смотри! — многозначительно предупредил Полосин и огляделся по сторонам.
— Я изобрел пороховой двигатель. Теперь бы хорошо его опробовать. Я думаю, для этого дела подошел бы твой самолет. Конечно, не простой, особой конструкции. Двигатель-то пороховой. Взялся бы за такой самолет?
— Не знаю, — признался Сергей. — Это ведь дело такое. Попробовать, конечно, можно.
— Вот и попробуй. Только учти, самолет должен быть современной конструкции. Старые формы тут не пойдут. Понял?
Сергей понимающе кивнул.
— Наподобие реактивного?
— Что-то вроде этого. Но не совсем. Скорость у нашего будет обалденной. Реактивному такая и не снилась!
— Ну да?! — усомнился Сергей.
— Точно тебе говорю, — усмехнулся Полосин, явно довольный произведенным впечатлением.
— Первое, второе отделение, стройся! — прокричал зычно Василий Иванович.
Они поспешили занять свое место в строю.
— Нам бы с тобой хорошо в одном классе учиться, — толкнул в плечо Полосин.
— Рравняйсь. Смирно! — скомандовал Портнов, не дав Сергею ответить.
«Ясное дело, хорошо», — подумал Сергей, вспомнив, что в том же классе, где и Полосин, учится Рита Опалейко.
— После школы ко мне зайдем. Покажу эту штуку, — шепнул Полосин.
— Разговорчики! — напомнил Василий Иванович.
Полосин жил в двухэтажном деревянном доме. Этих стандартных домов, которые составляли красу и гордость их главной улицы, в поселке было три. Дома были восьмиквартирные, с двумя подъездами. Жили в них руководители разных районных организаций. Юркин отец был заведующим райзо (районным земельным отделом), И по праву начальника занимал трехкомнатную квартиру на втором этаже. Во дворе дома стоял длинный со множеством дверей сарай, где жильцы держали топку и разные, оказавшиеся лишними для дома вещи.
Полосин открыл крайнюю, обитую изнутри старой мешковиной дверь и, впустив Сергея, поспешно накинул крючок..
Из маленького пыльного окошка над дверью сочился слабый серенький свет, и Сергей, обвыкнувшиеь с темнотой, осмотрелся по сторонам. Много всякого хлама хранилось тут. Кастрюли, ведра, примус, спинки и сетка старой ржавой кровати. На колченогом, рябом, источенном древесным жучком столе лежала груда выпотрошенных репродукторов, валялись провода, лампы, индикаторы, наушники, телеграфный ключ. Сергей подступился к столу, прислушиваясь к шорохам за поленницей березовых дров, где возился Юрка Полосин. Наконец он выбрался оттуда, держа в руке что-то завернутое в грязную тряпицу. Пояснил, кивнув на стол:
— Приемник-передатчик вот хочу собрать!
— Для чего?
— Для дела, разумеется. Например, нужно с тобой поговорить. Включил передатчик, сообщил, что нужно.
— Здорово! — согласился Сергей. — Но у меня приемника нет.
— Это другое дело, — возразил Полосин, осторожно разматывая тряпицу. — Сейчас ты увидишь двигатель.
Полосин разворачивал тряпицу как бы нарочно медленно, все больше растравляя душу Сергея.
— Держи! — наконец сказал он и протянул длинную алюминиевую трубку с небольшим треугольным надрезом посредине. Один конец трубки был сплющен.
— Ты не смотри, что двигатель прост по конструкции. Он себя еще покажет!
— Уже испытывал? — спросил настороженно Сергей.
Полосин ушел от ответа.
— Ты еще увидишь, какой это двигатель!
— Ладно, — согласился Сергей, боясь обидеть своего нового друга. — Двигатель мне как, взять с собой?
— Само собой. Ты по нему будешь подгонять планер.
— Ясно, — отозвался Сергей, продолжая рассматривать алюминиевую трубку, стараясь угадать, где раздобыл ее Полосин.
— Как сделаешь, тут же сообщи, — предупредил Полосин. — А я закончу последние опыты с топливом. Думаешь, если двигатель пороховой, значит, один порох ему и нужен? Как бы не так! Порох — лишь один из компонентов, — совсем уж по-научному завернул Полосин. — Помимо пороха есть и кое-что еще. Но это пока тайна. Это топливо, может, еще возьмут на вооружение. Да ты не смейся. Я тебе серьезно говорю. Сухое топливо легче жидкого, меньше места занимает и вообще…
— Это еще как сказать, — возразил Сергей.
— Точно тебе говорю. Сам убедишься. Но пока никому ни слова.
Полосин замотал алюминиевую трубку в тряпицу.
— Подальше спрячь. Головой отвечаешь.
Сергей примерил трубку к сумке — великовата. Распахнул узкое пальто, купленное матерью еще позапрошлой осенью, и спрятал трубку на груди.
— Дело! — одобрил Полосин. — Только смотри не потеряй. Другой такой не достать. Настоящий авиационный алюминий. Чапаевские ребята на Федоровчихе нашли. Я у них на наушники выменял.
«Не с сурневского ли это самолета?» — подумал Сергей.
Ему снова вспомнилась та заснеженная поляна в лесу, во все стороны забрызганная черной землей. Вспомнился тот день, когда разбился реактивный истребитель.
— Это не с того ли самолета?
— С него, — подтвердил Юрка.
«Интересно, где сейчас Сурневы?» — подумал Сергей, вспомнив Сашу Сурнева, сына летчика, дружбой с которым гордился. Правда, была она недолгой. Виделись редко. Он не всегда мог выбраться в город, а Саша приехать к нему. Прошлым летом Сурневы уехали к родным его матери, на Азовское море. Обещали писать друг другу. И вначале писали часто. Хоть и трудно давались Сергею письма, но он старался вовремя отвечать на каждую Сашину весточку. Но чем дальше, тем реже были они. А потом и вовсе перестали приходить.