У Александра Николаевича и Марии Александровны появились на свет еще двое сыновей – и Мария, единственная дочь в семье, была без сомнения любимицей родителей. По воспоминаниям современников, и мать, и особенно отец «души на чаяли» в девочке, и она платила им искренней привязанностью. Точно так же относились к сестренке и братья – особенно младшие, Сергей и Павел. Но ближе всех с нею был отец: между Марией и императором сложились удивительно нежные, сердечные и доверительные отношения – такими они остались до самой смерти императора. Александр Николаевич писал: «Ее рождение стало нашей радостью и счастьем… Когда она занимается в классной комнате, наши расписания не совпадают, и мы можем играть только изредка, но по воскресеньям она вся моя и мы непременно гуляем вместе… Вчера, когда пришло время, я не мог не отправить ей телеграмму о том, как думаю о ней и о наших прогулках». В семье Марию любовно звали Уткой, Уточкой – за детскую переваливающуюся походку. Подобные прозвища были у каждого члена семьи: например, Александра Александровича звали Бульдожкой или Мопсом, его брата Владимира – Куксой, а Сергея – Сижиком или Гегой.
Императрица Мария Александровна Романова, супруга императора Александра II
К неописуемому ужасу обоих родителей, Мария едва не повторила судьбу Александры: ей не было и семи лет, когда она тяжело заболела и несколько дней находилась на грани смерти. Баронесса фон Граней писала: «Бедная маленькая великая княжна болеет тяжелейшей ангиной; вчера ее жизнь была в опасности, но сегодня ей уже лучше… Признаюсь, я очень волновалась за нее – ведь ее сестре было почти столько же, когда она умерла, и я не могу перестать думать об этом». Возможно, то, что маленькая Мария избежала смерти, которая не миновала когда-то Александру, еще больше укрепило родительскую любовь.
Если не считать болезни, детство великой княжны было безусловно счастливейшим из возможных: все ее любили и баловали, ей ни в чем не мог отказать сам император Всероссийский – один из могущественнейших людей того времени. К тому же она была мила, очаровательна и хороша собой, а ее серьезный и спокойный характер и рано проявившийся ум могли быть залогом того, что дары благосклонной судьбы, которыми она осыпала юную княжну, не будут растрачены понапрасну.
По обычаю тех времен, Мария получила домашнее образование: сначала ею занималась английская няня Китти, прозывавшаяся в России Екатериной Ивановной, а с 1858 года воспитательницей-гувернанткой великой княжны стала Анна Федоровна Тютчева, старшая дочь великого поэта, которая ранее была любимой фрейлиной императрицы Марии Александровны. Та не могла сделать лучшего выбора: Анна Федоровна, чьей матерью была графиня Ботмер, получила прекрасное образование в Мюнхенском королевском институте, обладала чувствительной душой, незаурядным умом и сильным характером и при этом оказалась великолепным педагогом. И Мария, и два ее младших брата, заботы о которых позднее тоже легли на плечи Тютчевой, души не чаяли в своей воспитательнице и под ее руководством в высшей степени развили как ум, так и душу.
Анна Федоровна искренне любила свою воспитанницу, но при этом любовь ее вовсе не была слепа: с редкой прозорливостью она и замечала ее недостатки, и предвидела проблемы, подстерегающие княжну в будущем. О Марии Тютчева писала: «К несчастью, великая княжна всегда одна и благодаря этому очень избалована, неуступчива и неохотно отдает свои игрушки. Я очень боюсь, как бы она не стала очень эгоистичной, эгоистичной вдвойне – в качестве великой княжны и избалованного ребенка; поэтому я с ней строже, чем была бы с другим ребенком, когда она не хочет делиться с другими своими игрушками или конфетками. Вообще девочка очень мила, мягка, послушна, пока она со мной одна. Недостатки ее проявляются в присутствии императрицы, безграничное обожание которой она инстинктивно чувствует, и с детьми, которые приходят к ней играть и которыми она хочет помыкать. Она очень любит заниматься, с большим интересом рассматривает картинки по естественной и по священной истории, запоминает все, что я рассказываю, и запоминает легко, так как у нее хорошая память. Она несколько пассивна, лишена живости воображения, предпочитает сидячие занятия и требует, чтобы ее занимали. Насколько я могу судить, в ее натуре нет самобытности, но она чрезвычайно способна к восприятию натуры и будет тем, что из нее сделают. Ее нужно руководить мягко, но неуклонно, нельзя обращаться с нею резко, ни слишком много с ней рассуждать…»