Могучий удар сотряс землю, вспучив её сырой волной перемолотой травы, и комьев грязи. Будто рожденный камнем, брошенным пруд, бурый вал тут же разошелся в стороны, заставив отца потерять равновесие и ударивший по ногам Викара с такой силой, что тот, не удержавшись, упал на колени. Рубиновый дождь, вместе с клочьями лесного полога, остатками веток и травы, будто насмехаясь над законами тяготения воспарил вверх. Он взметнулся от земли в небеса чудовищным цветком, щедро окропив двух призраков войны, с ненавистью впившихся взглядом друг в друга. Немного погодя, капли стали замедлять свой полет, а потом и вовсе остановились, просто зависнув в воздухе, плавно вращаясь и отражая лучи заходящего солнца. Они выглядели как плеяда светлячков, неспешно планировавших над поверхностью земли.
Егерь, не дожидаясь пока противник вновь поднимет оружие для новой атаки, с размаху ударил своей маленькой булавой по рукояти оружия мародера в надежде выбить её у того из рук. Пальцы левой руки гиганта не выдержали и скользкое от крови древко выскользнуло вниз. Но живые канаты правой конечности лишь плотнее стянулись тугим узлом вокруг черного прихвата. Вторая атака отца пришлась лезвием серпомеча в левое плечо мародера, но тот, нагнув голову в бок, сумел блокировать стремительный выпад одним из рогов шлема, по которому тут же зазмеилась паутина трещин.
Рванув оружие на себя, вожак отклонил тело назад, пуская шипастый шар по огромной дуге, явно отдавая предпочтение мощности удара, нежели точности. Егерь без труда поднырнул под древко оружия и контратаковал с расстояния, на котором его враг оказался беззащитен. Легкая булава в его левой руке взметнулась вверх, целя в подбородок ловчего, а вслед ей неслось острое лезвие серпомеча, явно намереваясь рассечь грудную клетку. Великан слишком поздно заметил опасность, приближающуюся к его челюсти, но и тут его нечеловеческая реакция и скорость позволили, откинув голову назад, избежать сокрушительного удара. Однако, уже собственное оружие, завершающее широкий размах, предательски увлекало мародера вперед, подставляя защищенную резным щитком скулу.
Раздался глухой, тяжелый удар. Костяной набалдашник попал в левую часть челюсти, вминая лицевую пластину массивного рогатого шлема и дробя кости под ней. В то же время, серпомеч достиг своей цели и подцепив изогнутым концом лезвия плоть жертвы, словно коготь хищного зверя, он оставил на груди ловчего длинную рваную рану с бахромой из кожи и мышц. Брызнула кровь, но в отличие от будто бы застывшего во времени кровавого дождя вокруг них, новая горячая жидкость не пожелала парить в воздухе и обильно выплеснулась из раны под ноги сражавшимся.
Тем временем, обоих воинов увлек за собой вес их оружия. Они, по мимо воли, были вынуждены совершать разворот вокруг своей оси в противоположных направлениях. И если мародер, пропустив удар в челюсть, явно потерял ориентацию в пространстве, то егерь напротив, быстро понял, что самое время заканчивать эти опасные танцы. Скрутившись в тугую спираль, увеличив тем самым и так не малую скорость, он оттолкнулся от земли левой ногой и молниеносно нанес удар согнутой правой, с силой впечатав колено точно в крестовидную прорезь забрала вожака.
Сталь второй раз прогнулась под мощным ударом, становясь единым целым с кровавой кашей, в которое превратилось лицо. Послышался сдавленный всхлип боли, ноги оторвались от земли, а тело ловчего резко откинулось назад и описав в воздухе высокую дугу, со смачным шлепком упало в мешанину мокрой земли, крови и травы. Чудовищная булава вылетела из рук. Колдовской огонь тут же втянулся обратно в начавшие потухать руны и она куском мертвого черного железа вонзилась длинным шипом в землю, где и застыла слегка склонив тяжелое древко, будто надгробие над могилой.
По плечам и голове хлестали поднятые битвой и сыплющиеся сверху хлопья земли и осенних листьев, а от кровавого тумана вокруг начали слезиться глаза. Перед мальчиком разворачивалась сцена битвы, равной которой тот не видел за всю свою жизнь, он не мог оторваться от точных и смертельных ударов, что наносил его отец. Это напоминало танец Даргона — бога смерти и войны, о котором иногда рассказывала мама. Он просто стоял на коленях, так и забыв подняться после удара чудовищной булавы о землю и смотрел, восхищённый силой своего отца.