На краю поляны первый всадник окончил свой полет из седла тяжелым ударом о перепаханную взрывом землю. В тут же секунду, перескакивая своего павшего товарища, сквозь уже редеющую пелену опадавших щепок, влетели ещё двое преследователей. Они дико завывали, мехами могучих легких распаляя свою нечеловеческую ярость. Кони, взрывая когтистыми копытами гнилой ковер опавших листьев, неслись во весь опор, но всадники даже не касались поводьев, без труда балансируя на спинах могучих животных. Так могли ездить лишь люди, всю жизнь проведшие в седле. Викар никогда не считал себя богатырем, высокий и жилистый, он был противоположностью своим широкоплечим отцу и старшему брату, настоящим воинам от рождения. Но то, что сейчас вырвалось на поляну, размерами больше напоминало медведя-оборотня верхом на кошмаре. Скакун был три метра в холке, отдаленно напоминал лошадь, но имел не умещавшийся в пасти частокол длинных, острых зубов, мощные ноги, тяжелую гриву и хвост, украшенные черепами и руническими камнями. Хребет зверя с выпирающими, словно луки седла, костями позвоночника коромыслом выпирал из необъятной спины.
Всадник, осмелившийся оседлать этого монстра, оказался ему под стать. Ловчий был более десяти локтей росту, а в плечах, едва ли меньше полутора метров, обвитый пучками, чудовищно вздутых, переплетенных венами, мышц. Торс накрест перехвачен двумя кожаными перевязями, унизанными костяными щитками, с вырезанными на них чародейскими письменами, сочившихся иномирным сиянием. На ногах были меховые сапоги и такие же поножи. Голову венчал огромный, глухой шлем из настоящей, пусть даже сильно заляпанной грязью и бурыми пятнами, стали с узкими прорезями для глаз. В руках же это создание, которое язык не поворачивался назвать человеком, держало два здоровенных двуосных топора с шипастыми лезвиями. От них тянулись темные, будто от запёкшейся крови, цепи, вплетенные в наручи, которые охватывали запястья великана. Его товарищ, был одет почти так же, разве что на груди у него были не ремни, а тяжелая, круглая, рифлёная кость какого-то огромного животного. Из ее гладкой поверхности по бокам вырастали два полуметровых изогнутых рога с железными колпаками-бойками на концах. А в левой руке, он сжимал оружие отдалено напоминавшее тяжелую длинную пику, но со сдвоенным, изогнутым наконечником, которым можно было не только колоть, но и рубить.
После, Викар узнает, что этих людей называли мародеры или ловчие Великой Пустоши — те, кто добровольно решил уйти из городов и стал жить в диких землях, за пределами Равнин Натриара, промышляя работорговлей, бандитизмом, или охотой на редкие артефакты. Они были не просто людьми, это были те, кто принял судьбу жестоких, вечно алчущих силы и новых изменений в себе самих наемников, и убийц. Мародеры пили воду из источников, проклятых туманом искажения, охотились на животных, что были подвержены мутациям, таким образом они накапливали внутри себя крупицы сырого, дикого эфира, что рождался в местах прорывов завесы. Там появлялись самые ценные реликты и невообразимые чудеса. Ловцы преображались по воле нематериальных энергий, прорвавшихся в истерзанный войнами умирающий мир, становясь созданиями, живущими ради получения пущего могущества. С годами в них пропадали последние человеческие черты: Физически они превращались в жутких монстров и какими чудовищами они становились снаружи, такими же они были внутри. Сила, насилие, самые темные примитивные желания, эмоции, все что оставалось в них. Угоняя рабов, добывая артефакты они получали огромные деньги от магов и царей городов-государств, которые были вдосталь раскиданы на пустошах. Ловцы любили полностью спускать заработанное либо на кровавые развлечения, либо на обретение ещё большей силы.
И сейчас двое мародеров, перескочив через упавшего товарища, который как оказалось не погиб, неслись к егерю. За ними уже виднелась ещё пара фигур на измененных магией скакунах. Но если один из них был похож на первых трех ловчих, то последний, кажется, внушал ужас даже своим спутникам и те старались держаться от него подальше. Несмотря на то, что мальчика знобило от страха, он вытянул шею, заинтригованный тем, что же может напугать этих огромных воинов. Однако резкий окрик заставил его отказаться от этой глупой затеи: