Гроот поставил стакан и потер смуглое лицо.
– Есть грехи и грехи, – произнес он. – Свою долю заповедей я нарушил, йа. Но там совсем другое. Я все время боялся, а на обратном пути страх был еще сильнее. У доктора свой научный интерес… Для него она только ценный экспонат. Но он тоже испугался. Я… почувствовал, как лес замер, когда мы схватили ее.
– Там были индейцы? – предположил Фергюсон.
Гроот вяло махнул рукой:
– Индейцы! Ну нет… не коричневые дикари. Я знаю их. Им не напугать меня так, чтобы я вспотел и ощутил, как внутренности проваливаются куда-до. Это было похоже на то, как жизнь останавливается, когда ударишь человека. Только она не совсем остановилась.
Новый порыв ароматного ветра заставил Гроота вздрогнуть. Фергюсон наполнил его стакан.
– Спасибо. Послушайте, ну… вы же ученый. Я – нет. Я просто шатаюсь по Бразилии туда-сюда. Я человек необразованный, но и несуеверный. Ходят слухи, что в лесу есть места, где кто-то обитает… ну, я иду туда, а там никого нет. Но об этом месте индейцы ничего не говорят и туда не ходят. Двадцать лет назад ходили. Потом вдруг что-то случилось. – Гроот нервно заерзал. – Не хочу я говорить об этом. И думать не хочу. Мне страшно. Мне все кажется… что я должен вернуться… чтобы помочь девочке. Понимаете, это тяжкий грех… Грех на моей душе. – Он с трудом поднялся. – Пойду-ка лягу. Не надо больше джина, нет. С меня хватит.
Фергюсон промолчал. Гроот осторожно спустился по ступеням, обернулся и сказал:
– Скалы дрожали. Я чувствовал, как земля уходит из-под ног. И эти цветы…
Он замолчал и пожевал нижнюю губу. Покачал головой, пожал плечами и покинул веранду. Джим Фергюсон проводил взглядом грузную фигуру, удаляющуюся в направлении селения. Допил джин и нахмурился, ощущая приторно-сладкий запах мадреселвы, речной жимолости, растущей по берегам Паримы. Наконец потер небритый подбородок и сказал:
– Выходите. Вы так шумели, что вспугнули голландца. Боялись, что я отправлюсь на поиски без вас?
Из-за ширм вынырнул Том Парри – худощавый, жилистый, насмешливый человек с ножевым шрамом на щеке.
– Может быть, – ответил он. – Я всегда не доверял джентльменам, и эта привычка никуда не делась.
– Польщен. – Фергюсон снова налил себе. – Где Сэмпсон?
– Здесь, – отозвался Сэмпсон, появляясь следом за Парри.
Этот приземистый смуглый человек говорил мало, но, похоже, слышал все. Он подтащил кресло, сел и потянулся за бутылкой.
Взгляд серых глаз Парри метнулся к Фергюсону.
– Ну?
Фергюсон усмехнулся:
– Что «ну»? Больше из Гроота ничего вытянуть не удалось. Теперь он просто повторяется.
Парри поморщился:
– В таком случае чего мы ждем?
– Ничего. Можем отправиться вверх по реке хоть завтра, если хотите.
– А как насчет защитных костюмов?
– У доктора Кейнса есть несколько. Он, должно быть, знал, чего ожидать. Просвинцованная одежда – то, что нужно. Однако нам не стоит задерживаться из-за этого. Чтобы спуститься к Манаосу и вернуться, потребуется пара недель, и у кого-нибудь могут возникнуть вопросы.
– Костюмы защитят нас от радиации?
– Да. – Фергюсон снова усмехнулся. – А вот от кое-чего другого – вряд ли. В этом таинственном лесу, возможно, есть особое излучение.
– Главное, там есть радий, – бросил Сэмпсон.
– Да, – согласился Парри. – Если Гроот не приведет нас туда, это сделает девчонка. Но чего голландец так испугался? Призраков?
– Собственной совести, – ответил Фергюсон. – У всякого своя ахиллесова пята. Моя, правда, несколько иного рода, но…
– Это из-за нее ты плаваешь по Бразилии с проходимцами вроде нас, а не занимаешься металлургией в Нью-Йорке, строя из себя важную персону? – язвительно спросил Парри.
Стрела не достигла цели. Фергюсон устремил на Парри спокойный взгляд темных глаз:
– Да. Вам повезло, что я в состоянии определить радий.
– Десять тысяч долларов, – намекнул Сэмпсон.
Парри усмехнулся:
– Мы можем получить десять миллионов. Кроме того, Гроот отдал камешек на хранение местному падре. Здесь, в лесах, это надежнее любого банка. Пусть себе лежит пока.
Это надежнее, да. Фергюсон предупредил священника, чтобы тот хранил радиоактивную руду в специальном свинцовом контейнере. Почему Гроот отдал образец на хранение, а не спустился с ним по реке до Манаоса или Рио? Вот над чем стоит поразмыслить. Как будто, подумал Фергюсон, какая-то неосязаемая нить все еще связывает голландца с этой фантастической частью леса, где он увидел… то, что увидел.