И лишь спустя многие часы, многие мили - кто знает, сколько они шли и куда забрались? - поблизости повеяло жизнью. Наконец-то. Сначала они ее учуяли: пахнуло затхлым запахом жилья, запахом Потерянных. Потом откуда-то потянуло дымком, он раздразнил обоняние и пропал, едва только они принюхались. Потом в ноздри ударил едкий душок плесени, угнездившейся в меху ракхов, - теперь они видели, что та покрывает влажные стены пещер так же плотно, как и шкуры их хозяев. И напоследок в проход вырвалась волна тепла, порожденного настоящим костром, благословенного жара, который изгнал последний след зимнего холода из их усталых членов и обещал хотя бы краткое послабление на столь утомительном пути.
Коридор повернул и расширился. И перед ними распахнулось громадное пространство, и бесчисленное множество большеглазых Потерянных наполняло его. Они собирались в небольшие группы - семьи? - члены которых, тесно сгрудившись, поддерживали небольшие костерки, скребли и полировали кости, вырезали украшения, выискивали друг на друге паразитов. Когда появился их маленький отряд, головы тех, кто поближе, повернулись, и Дэмьен отметил отблески огня на украшениях, тонких каменных резцах и осколках раковин, продетых через щеки, ноздри, даже сквозь веки. Большей частью это были мужчины. Сильнейшими, очевидно, были те, на ком больше всего болталось таких украшений, причем натыканных в самые болезненные места. Какая особенность поведения вызвала такую странную моду? Дэмьен увидел, что их утыканный проводник оглядывает присутствующих с видом превосходства. Он, по-видимому, здесь кто-то вроде вождя. Или священника. Есть ли у ракхов священство?
На стенах, богато, хотя и примитивно разукрашенных, многочисленные рисунки древесным углем и пятна лишайника сливались в грубый, но достаточно сложный узор. И здесь Потерянные укрепляли стены каркасом из костей съеденных животных, но тут они, казалось, служили более декоративным, нежели практическим целям. Отполированные до сияющей белизны, кости мерцали, как драгоценные камни, в неверном свете ракханских костров. Косточки ступней и кистей, тонкие фаланги пальцев были выложены наподобие мозаики и скреплены каким-то природным цементом...
Дэмьен присмотрелся поближе к этим блестящим безделушкам. И что-то внутри него сжалось. Он негромко зашипел, совсем как ракх; мышцы его напряглись. Он еле-еле удержался, чтоб не схватиться за меч.
"Не здесь. Не сейчас. Сначала найди выход из этого проклятого муравейника".
Он постарался загородить спиной узор на стене, чтобы его не увидели женщины, надеясь, что больше нигде такой выставки нет. Отчаяние поднималось в нем, слабость, что пришла вслед за осознанием собственного бессилия. Но он и вправду был бессилен: его обессилила тьма, и лабиринт, и отсутствие Фэа, пригодного для Творения, но более всего всевидящая власть врага, который и теперь, быть может, обшаривал земли ракхов, разыскивая их. Хоть это немного утешало - пока они остаются под землей, есть шанс, что он их не обнаружит.
Пещерные ракхи стали подходить поближе, кто на двух, кто на четырех конечностях, они подбирались, сколько хватало храбрости, и отскакивали, шумно фыркая, когда чуждый запах достигал бледных ноздрей. Хвосты возбужденно били по бокам, свиваясь и развиваясь, как змеи. Как это они чуют запахи в такой вони, подумал Дэмьен; в такой тесноте смешанный смрад плесени и звериных тел был невыносим. Он привлек Сиани к себе, прикрывая ее; Хессет держалась позади - ее "свой-не-свой" запах мог спровоцировать агрессию.
Утыканный окликнул людей. Выждав мгновение, он разразился резкой речью, обрушив на Хессет серию ракханских фраз, звучавших как угрозы. Еле сдерживаясь, она стала переводить:
- Он говорит, это крайний народ, они живут на самой границе места... "места-нет". Он говорит... - Она судорожно вздохнула; ей приходилось стоять и переводить, хотя все ее животные чувства криком кричали, что нужно спасаться бегством. - Он - видящий-во-сне, и они будут делать то, что он скажет. Он попросит их, и они оставят нас здесь, и мы будем спать в... нет... Не могу... - Волнуясь, она прервала речь. - Я не знаю, о чем он.
Но утыканный упорно продолжал.
- Отсюда они могут провести нас к Дому... к месту голубого света, поправилась Хессет.
Дэмьен слышал, как натянуто звенит ее голос - признак жесткого самоконтроля, не присущего ни ей, ни ее народу. "Умница, - думал он. - Так и держись".
- Он говорит, прямо под этим местом туннели, которые нам нужны, но по ним нельзя ходить. Они очень узкие, а стены... "сейчас-падать", так он сказал. Это заброшенные туннели. - Ее тонкие ноздри раздувались в ужасе, невольно реагируя на неведомую угрозу. Она еще раз глубоко вдохнула медленно, словно с усилием втягивая воздух. - Очень опасно. - Перевела ли она слова этого сновидца или откликнулась на собственные мысли? - В прежние времена там много умерло, в этом "месте-нет". Теперь ракхи туда не ходят. Ни один ракх туда не пойдет.
Утыканный оскалился, показав кривые зубы.
- Но я пойду, - переводила Хессет, а он гулко стукнул себя в грудь, задев при этом одно из торчащих украшений, так что из ранки брызнула кровь. - Я видящий-во-сне, я храбрый, я знаю, где "место-нет", и отведу вас туда. - Покрытые пленкой глаза уставились на Дэмьена с явной враждебностью. - Полагаю, это для него способ самоутвердиться...
- Я понял.
Разумеется, очень знакомый социальный механизм. Примитивный, животный... но так поступают и самцы-люди. Он припомнил маленького мальчика, храбро переждавшего истинную ночь в одиночку, чтобы добиться признания, какого заслуживали лишь отчаянные смельчаки. Это была бравада. Все это - одна сплошная бравада.
- Ответь ему "да", - резко приказал Дэмьен. - Скажи ему, что я хочу видеть, осмелится ли он провести нас туда, куда не ходят ракхи. Я хочу знать, что сильнее - его... видение или его страх? Так и скажи, распорядился он.
Пока утыканный слушал вызывающую речь, Дэмьен следил за его лицом. Поэтому он не видел лиц тех ракхов, что окружали их, только слышал, как кто-то из них шумно вздохнул.
Но утыканный только коротко кивнул, как бы принимая вызов.
- После сна. После того, как вы увидите светящееся место. Тогда пойдем. - Он махнул рукой одной из женщин, и она, семеня по-крысиному, скрылась во тьме. - Крайний народ даст вам приют для отдыха. Вы не будете спать вместе, так что...
- Мы будем вместе, - резко оборвал его Дэмьен. И почувствовал, раньше, чем увидел, что в глазах Хессет промелькнуло облегчение. - Все время.
Утыканный уставился на него бледными глазами, будто пытаясь сразить его взглядом. "Ну погоди!" - подумал Дэмьен. И ответил ему таким же упорным взглядом. Наконец ракх несколько принужденно кивнул.
- Все трое вместе, - согласился он. Частокол на его щеках делал его мимику гротескной пародией на человеческую. - Вы пойдете, а крайний народ принесет еду...
- Никакой еды, - отрезал Дэмьен. И повторил, так как утыканный, похоже, колебался: - Никакой еды.
Ему показалось, будто кто-то из младших ракхов хихикнул - из толпы донеслось какое-то бульканье, - и тошнота накатила на него, когда он понял возможную причину веселья. Но он постарался держаться твердо, напыжившись не хуже самцов-ракхов. И после некоторого молчаливого сопротивления утыканный принужденно отступил.
- Не будет еды. Идем. - Ракх жестом разогнал воняющую плесенью толпу, чтоб дали пройти. Через какое-то время Дэмьен почувствовал, что воздух почти пригоден для дыхания. Он по-прежнему прикрывал рукой Сиани и следил за Хессет - за ними шли.
- Ты там что-то загораживал, - тихо сказала Сиани, когда они вышли из общего зала. - Не собираешься объяснить, что там было?
Дэмьен оглянулся на оставшуюся позади пещеру, на ее разукрашенные стены и вздрогнул.
- Давай не будем сейчас об этом, - так же тихо ответил он. - Не спрашивай, пока мы здесь.
"И никогда на спрашивай", - мысленно взмолился он.
И вспомнил отполированные кости, укрепленные на стене, останки съеденной добычи, украшавшие жилье. Люди шьют себе одежду из шкур тех, кого убивают, думал он, и головы их вешают на стену. А там были сотни костей, гладкие, блестящие, некоторые изрезаны причудливыми рисунками... И среди них - рука, которая не принадлежала ни одному животному. Он вспомнил - очень отчетливо, будто вновь увидел, - тонкие косточки пальцев с когтями на концах. Видоизмененные когти равнинного ракха. И это тоже было вцементировано в стену, чудовищный трофей, милое воспоминание о прошедшем пире.