Ирина нерешительно прилегла на импровизированную постель и, положив руки под щеку, мгновенно заснула.
Андрей не лег с ней рядом. Он задумчиво застыл у костра, не замечая бега минут, часов… Лицо его стало печально-отсутствующим.
Вновь на него надвигалась сухая, потрескавшаяся земля Афганистана, покрытая обломками камней, и вновь, совсем как тогда, много лет назад, ему невыносимо захотелось жить.
Он побледнел, заново переживая свою, казалось, неминуемую гибель, поднял на Ирину наполненные смертельным ужасом глаза и увидел то самое лицо, которое тогда, в тысячах километров отсюда, неведомо как появилось, возникло перед ним из ниоткуда. Появилось и приказало, прокричало свое «нет», заставив смерть отступить, выпустить из костлявых пальцев верную уже добычу.
А потом оно, это лицо, когда смерть вновь и вновь шла на приступ, разозленная и взбешенная неудачей, это лицо охраняло его, не давало опустить руки, сдаться, оно просило не уходить, молило, приказывало жить.
Андрей, не сознавая, что делает, протянул руку и нежно, едва дотрагиваясь кончиками пальцев, провел по этому живому, реальному лицу, удивляясь, что оно существует, что оно не вымысел, не плод его возбужденного опасностью воображения.
Коснувшись ее носа, губ, скользнув по щекам, он словно хотел убедиться, что эта женщина, женщина, о которой он мечтая, которой он бредил и днем и ночью, которую искал, эта женщина наконец рядом.
Она открыла глаза и в первое мгновение попыталась отпрянуть, но, чуть вздрогнув, села и изумленно замерла, с удивлением ощущая прикосновения Андрея. Столкнувшись с его наполненным страданием взглядом, она не смогла запретить ему этого. Да и не было в его прикосновениях ничего обидного. Так глубоко верующие люди касаются ликов святых на потемневших от времени чудотворных иконах.
Андрей опомнился. Отдернул руку и произнес хриплым, до неузнаваемости изменившимся голосом:
— Прости меня, Ира… Что-то я…
Он тяжело, как старик, поднялся и, не оглядываясь, пошел по густой, пунцовой от бликов костра траве. Ирина осталась сидеть. Когда между ними было уже шагов десять, Андрей обернулся и быстро вернулся назад. Подойдя к Ирине вплотную, он тем же хрипловатым от волнения голосом сказал:
— Ты хочешь знать, что я каждый раз видел в последние мгновения перед смертью?
— Хочу, — коротко ответила девушка.
— Я видел тебя! Твое лицо. Это не ошибка, не фантазия. Я уверен, что это была ты! Можешь думать, что я сошел с ума, но так оно и было. Ты все время была со мной, ты не давала мне умереть. Я не знаю даже, хорошо это или плохо. Может быть, мне лучше было умереть. Кто я теперь? Человек без будущего и без прошлого. Пришелец из другого мира, мира, где стреляют и убивают, где гибнут твои друзья, где жизнь и смерть спутники. Где деньги уже не представляют никакой цены, а лишь являются мизерным оправданием собственной жестокости. Зачем я здесь, в этом мире?
В голосе Андрея было столько боли и горечи, что Ирине стало жалко этого большого, сильного и все же беспомощного человека. Она вспомнила слова Елены Петровны, ее пожелание гибели своему сыну.
«Неужели и здесь не обошлось без ее колдовства? — подумала Ирина. — Эта встреча слишком мало похожа на случайную. Да и слова раскаяния из уст убийцы тоже слишком невероятны, чтобы не заподозрить незримого влияния Елены Петровны».
Словно подслушав мысли Ирины, Андрей продолжил, почему-то перейдя на «вы»:
— Не проходило и дня, чтобы, закрыв глаза, я не видел вас…
Увидев протест на лице Ирины, он торопливо пояснил:
— Вы не обижайтесь. Я это говорю совсем не потому, что не нашел другого способа привлечь внимание очаровательной женщины к своей недостойной особе… Нет, это действительно так. С вами, вашим лицом, вашими глазами теперь у меня связано понятие «ЖИЗНЬ». Если бы не было вас, давно бы не было и меня. Это вы заставили меня жить. Заставили тогда, когда бороться уже не было сил, когда подступало безразличие и казалось: все равно — жить или умереть. Настолько все равно, что я об этом уже и не думал. Вы приказывали мне жить, и я не смог ослушаться этих приказов. Все время, пока я лежал в госпитале, и потом в больнице, больше похожий на бесчувственное полено, чем на человека, я ощущал, что вы рядом и что мне нельзя умирать. И впоследствии в самые трудные моменты моей жизни вы снова приходили ко мне и опять запрещали умирать и гнали смерть прочь. Я уже запутался сам. Порой мне кажется, что я лишь потому так рискую своей жизнью, чтобы еще и еще увидеть вас, ваше лицо. Ведь оно является мне исключительно в моменты опасности.