После официальных субботних обедов мы слушали музыку или смотрели кино — древние фильмы, снятые на пленку, которые крутил специальный аппарат. Это было все равно что наслаждаться пещерным искусством. И мне, и Энее нравились фильмы, которые подбирал мистер Райт — пленки двадцатого века, многие еще черно-белые, — и по причине, которую он никогда не объяснял, старик предпочитал смотреть их с титрами, прыгавшими на экране.
Сегодня театр был пуст, рождественские гирлянды погашены. Я поспешил дальше, из комнаты в комнату, из здания в здание, созывая учеников, рабочих и всех, кто попадался мне на пути, пока не встретил у фонтана А.Беттика. А тогда мы присоединились к толпе и двинулись к музыкальному павильону.
В павильоне был большой, просторный зал с широкой сценой и шестью рядами зачехленных кресел — по восемнадцать в каждом ряду. Стены обшиты панелями красного дерева (Старый Архитектор вообще любил красный цвет). На застеленной красным ковром сцене — рояль и несколько цветов в кадках. Над головой, на каркасе из стальных прутьев и деревянных балок, — белый брезент. Энея рассказывала, что после смерти первого мистера Райта брезент заменили на пластик — хлопот меньше. Но когда пришел наш мистер Райт, пластик убрали, убрали и стекла в чертежной зале — и вновь вернулся приглушенный свет, сочившийся сквозь белую ткань.
Мы с А.Беттиком остановились у дальней стены. Пришедшие, тихо переговариваясь, занимали места, кое-кто остался стоять в проходе. Когда Энея, раздвинув занавес, выбежала на сцену, все разом умолкли.
Акустика в музыкальном павильоне мистера Райта была хорошая, а Энея и без того обладала способностью говорить, не повышая голоса, но так, чтобы ее слышали все.
— Спасибо, что пришли. Я думаю, мы должны поговорить.
С пятого ряда тут же поднялся Джев Питере, один из старейших учеников. — Ты уходила, Энея. Снова в пустыню. — Девочка кивнула. — Ты беседовала с львами, тиграми и медведями?
Никто не захихикал, не зашушукался. Вопрос был задан вполне серьезно, и все девяносто человек столь же серьезно ожидали ответа. Здесь я должен кое-что объяснить.
Все началось с «Песней» Мартина Силена, написанных больше двух столетий назад. В повествовании о паломничестве на Гиперион, о Шрайке, о битве человечества с Техно-Центром объяснялось, как первые киберпространственные сети превратились в планетарные инфосферы. В эпоху Гегемонии Иск-Ины Техно-Центра, используя нуль-порталы и мультилинии, объединили сотни инфосфер в единую, тайную, межзвездную инфосферу, названную мега-сферой. Но согласно «Песням», отец Энеи — кибрид Джона Китса — добрался в бестелесной форме до центра мегасферы и обнаружил, что существует еще одна, большая инфосфера, протянувшаяся, возможно, за пределы нашей галактики, — метасфера, в которую даже Иск-Ины не рискуют заглядывать, потому что она полна «медведей, тигров и львов» — это слова Иск-Ина Уммона. Эти самые существа — или интеллекты, или боги, кто их разберет, — тысячу лет назад похитили Землю и перебросили сюда, пока ее не успел уничтожить Техно-Центр. Эти вот львы, тигры и медведи были незримыми стражами нашей планеты. Никто из братства никогда не видел ни одну из этих сущностей, никто с ними не говорил, никто не имел твердых доказательств их существования. Никто, кроме Энеи.
— Нет, — ответила девочка, — я с ними не разговаривала. — Она опустила глаза, словно смутившись. Она вообще всегда очень сдержанно говорила на такие темы. — Но, мне кажется, я слышала их.
— Они говорили с тобой? — спросил Джев Питерсе. В зале повисла тишина.
— Нет. Этого я не сказала. Я просто… слышала их… Совсем немного, это как если бы вы случайно подслушали чей-то разговор за стенкой…
Многие заулыбались. Толстыми в домах Талиесинского братства были только наружные стены, а перегородки между спальнями — исчезающе тонки. — Ладно, — сказала с первого ряда Бете Кимбол, наш шеф-повар дородная, рассудительная женщина. — Расскажи нам, о чем они говорили. Энея подошла к самому краю покрытой красным ковром сцены и оглядела собравшихся.
— Сейчас скажу. У нас не будет больше продуктов и товаров с индейского рынка. Он исчез.
Казалось, в павильоне взорвалась граната. Когда гомон немного стих, вперед выступил Хасан — один самых сильных строительных рабочих.
— Что значит «исчез»? Где же мы будем доставать еду?
Для паники имелись все основания. При первом мистере Райте, в двадцатом веке, лагерь братства в пустыне располагался километрах в пятидесяти от крупного города Феникс. В отличие от висконсинского Талиесина, где во времена Депрессии ученики сами выращивали злаки на плодородных полях, попутно работая на строительстве мистера Райта, этот лагерь полностью зависел от Феникса — ученики ездили туда за продуктами и прочими необходимыми вещами, они выменивали их или покупали на бумажные деньги. Старый Архитектор всегда полагался на щедрость клиентов и жил в долг, из месяца в месяц.
Но рядом с нашим лагерем никаких городов не было. Единственная дорога — две засыпанные гравием колеи — уходила на запад, в пустоту. Я это знал, ведь я облетал окрестности на катере и обследовал на автомобиле. Но километрах в тридцати от лагеря еженедельно собирались индейцы, и мы выменивали на разные безделушки провизию и подручные материалы. Так было задолго до нашего с Энеей прибытия на Землю; и, видимо, все обитатели Талиесина считали, что так будет всегда.
— Что значит «исчез»? — хрипло повторил Хасан. — Куда подевались индейцы? Они что, все были кибридами, как мистер Райт?
Энея повела рукой. Я уже привык к этому жесту, аналогу буддийского выражения «му», которое в определенном контексте может быть переведено как «не задавай вопросов».
— Рынок исчез потому, что нам он больше не нужен, — сказала Энея. — Индейцы были вполне настоящие — навахо, апачи… Но они живут своей жизнью, у них — свой эксперимент. С нами они торговали… из любезности. Все загомонили, многие что-то злобно выкрикивали. Когда шквал недовольства поутих, Бете Кимбол спросила:
— Что нам делать, девочка?
Энея села на край сцены, не желая отделять себя от остальных.
— Братства больше не существует. Этот этап нашей жизни завершен.
— Неправда! — прокричал из глубины зала молодой ученик. — Мистер Райт вернется! Он же кибрид, вспомните! Искусственный человек! Техно-Центр… или медведи, тигры и львы… Кто бы его ни сотворил, они вернут его нам!
Энея покачала головой — печально, но решительно:
— Нет. Мистер Райт ушел. Братства больше не существует. Без пищи и материалов, которые издалека привозили индейцы, лагерь в пустыне не протянет и месяца. Мы вынуждены уйти.
— Куда, Энея? — тихо спросила Пере, одна из самых молодых учениц в Талиесине.
Пожалуй, именно тогда я впервые понял, что все эти люди целиком полагаются на молодую женщину, которую я до сих пор считал ребенком. Когда Старый Архитектор был рядом — читал лекции, вел семинары, устраивал дискуссии в чертежном зале, возглавлял вылазки в горы, требовал для себя уединения и лучшей пищи, — отношение к Энее как к лидеру было не столь явным. Но теперь все стало очевидным.
— Да, — поддержал кто-то из середины зала. — Куда, Энея?
Она развела руками. Тоже привычный жест: «Вы должны сами ответить на свой вопрос».
— Есть два варианта, — сказала она. — Каждый из вас пришел сюда либо через портал, либо через Гробницы Времени. Вы можете вернуться через тот же портал…
— Нет!
— Как?
— Никогда… Лучше умереть!
— Нет! Орден выследит нас и убьет!
Все кричали одновременно. Их слова выражали глубинный ужас. Я чувствовал запах страха, такой запах исходил от животных, попадавшихся в мои капканы на Гиперионе.
Энея подняла руку, и все умолкли.
— Вы можете вернуться через порталы в Священную Империю или остаться на Земле, но тогда вам самим придется заботиться о себе.