Андроид испек шоколадный торт — любимое лакомство Энеи, а я подарил ей для прогулок изящную резную трость. Я сам вырезал ее из необычайно твердой ветки, которую мы нашли во время очередной вылазки в горы, устроенной Старым Архитектором. В тот вечер в уютной маленькой хижине Энеи мы ели торт и пили шампанское. Энея казалась подавленной — смерть старика и всеобщее смятение выбили ее из колеи. Сейчас мне понятна истинная причина: Энея уже знала о смерти Папы, знала о тех бурных событиях, что ждут нас, и о том, что четыре самых безмятежных года нашей жизни подошли к концу.
Помню наш разговор в тот вечер, в день ее шестнадцатилетия. Стемнело рано и тут же похолодало. За стенами уютной хижины бушевала песчаная буря, кусты полыни и юкки скрипели и гнулись к земле. Мы уже выпили шампанское и теперь сидели у чадящей лампы, держа в руках кружки с горячим чаем, и тихонько беседовали под завывания ветра.
— Странно, — сказал я. — Мы знали, что он старый и больной, но никто, похоже, не верил, что он умрет. — Я, конечно, говорил о Старом Apхитекторе, а не о каком-то абстрактном Папе. И — как и все мы, изгнанники на Земле, — наставник Энеи не принял крестоформа. Он в отличие от Папы умер раз и навсегда.
— Похоже, он знал, — тихо проговорила Энея. — За последний месяц он побеседовал с каждым из своих учеников. Своего рода передача последней крупицы мудрости.
— И какой же последней крупицей мудрости он поделился с тобой? — спросил я. — Ну, то есть если это не секрет… или не что-то такое, слишком личное.
Энея улыбнулась:
— Напомнил, что заказчик непременно заплатит вдвое больше, если сообщать о дополнительных расходах постепенно и только после того, как будет заложен фундамент и конструкция начнет обретать форму. Он сказал, что тогда отступать уже некуда, и клиент не сорвется с крючка.
Мы с А.Беттиком рассмеялись. В нашем смехе не было ничего оскорбительного — Старый Архитектор принадлежал к числу тех редких созданий, в которых истинный гений сочетается с очень сильной личностью, — но, даже вспоминая его с грустью и любовью, мы вынуждены были признать: хитрость и эгоизм тоже были частью его натуры. Старый Архитектор был кибридом Франка Ллойда Райта — человека, жившего еще до Хиджры, в двадцатом веке от Рождества Христова. И хотя в Талиесинском братстве все — даже самые старшие ученики, его ровесники, — уважительно называли его «мистер Райт», я всегда думал о нем только как о Старом Архитекторе: ведь именно так назвала своего будущего наставника Энея, когда еще только собиралась отправиться к нему на Старую Землю. А.Беттик, видимо, думал о том же, что и я.
— Забавно, — проговорил он.
— Ты о чем? — спросила Энея.
Андроид улыбнулся и потер культю. Эта привычка появилась у него в последние несколько лет. Автохирург катера, на котором мы улетели сквозь портал с Рощи Богов, спас А.Беттику жизнь, но руку вырастить не сумел — метаболизм андроида слишком отличен от человеческого.
— Да вот… Церковь обладает огромной властью во всех делах человечества, но на вопрос, есть ли у человека душа, которая покидает тело после смерти, до сих пор нет однозначного ответа. Однако в случае мистера Райта мы знаем, что его личность кибрида все еще существует отдельно от его тела — или по крайней мере существовала какое-то время после его смерти.
— Можем ли мы утверждать это с полной уверенностью? — усомнился я. Чай был горячий и вкусный. Мы с Энеей купили его — точнее, выменяли — на индейском рынке, в пустыне, там, где когда-то стоял город Скоттсдейл.
На мои вопрос ответила Энея:
— Да. Личность моего отца пережила смерть тела и хранилась в петле Шрюна, вживленной в голову матери. Более того, нам известно, что затем она самостоятельно существовала в мегасфере, после чего на время перешла в бортовой компьютер корабля Консула. Личность кибрида продолжает свое существование в виде волнового пакета, который распространяется вдоль матриц данных инфосферы — или в мегасфере, — пока не достигнет Иск-Ина-источника в Техно-Центре.
Я знал это, но никогда не понимал.
— Хорошо, — сказал я, — но к какому Иск-Ину отправился волновой пакет мистера Райта? Магелланово Облако никак не связано с Техно-Центром. И инфосферы тут тоже нет.
Энея отставила пустую чашку.
— Связь должна быть, иначе ни мистер Райт, ни другие кибриды, которые бывали на Земле, не смогли бы здесь существовать. Вспомни, пока умирающая Гегемония не уничтожила нуль-порталы, Техно-Центр втайне использовал планково пространство как среду-носитель.
— Связующая Бездна, — повторил я слова из «Песней» старого поэта.
— Именно, — кивнула Энея. — Мне всегда казалось, что это название ни о чем не говорит.
— Как бы она там ни называлась, я все равно не понимаю, как это ей удалось добраться сюда… в другую галактику.
— Среда-носитель Техно-Центра распространяется повсюду, она проходит сквозь время и пространство. — Энея нахмурилась. — Нет, не так… Пространство и время вплетены в нее… Связующая Бездна — выше пространства и времени.
Я огляделся. Лампа освещала маленькую комнату, но за ее стенами царил непроглядный мрак и завывал ветер.
— Значит, Центр может и до нас добраться?
Энея покачала головой. Мы это уже обсуждали. Тогда я не понял, в чем дело. Не понимал я этого и сейчас.
— Эти кибриды связаны с Иск-Инами, которые на самом деле не являются частью Техно-Центра. Мистер Райт… Мой отец… второй кибрид Китса… они с Техно-Центром не связаны.
Я окончательно перестал что-либо понимать.
— В «Песнях» сказано, что кибриды Китса — и твой отец в том числе — созданы Уммоном, Иск-Ином Техно-Центра. Уммон рассказал твоему отцу, что кибриды — результат их экспериментов. Энея встала и подошла к выходу. Брезент трепетал под напором ветра, но держался, не пропуская песок. Да, она выстроила надежный дом.
— «Песни» написал дядя Мартин. Он хотел честно изложить истину и сделал все, что мог. Но были там моменты, которых он не понимал.
— Я тоже. — Я подошел к Энее, обнял ее за плечи и почувствовал, насколько она повзрослела за эти четыре года. — С днем рождения, детка! Она оглянулась и положила голову мне на грудь.
— Спасибо, Рауль.
Да, сильно она изменилась с тех пор, как мы увиделись впервые — ей тогда только-только исполнилось двенадцать. Я мог бы сказать, что за эти годы она выросла и обрела женское естество, но, хоть бедра ее и округлились, а грудь отчетливо проступала под старым свитером, я по-прежнему не воспринимал ее как женщину. Да, она уже не ребенок, но еще не женщина. Она… Энея. Блестящие темные глаза были все те же — умные, вопросительные, немного печальные от некоего тайного знания, — и ощущение физического прикосновения, возникающее, когда она обращала на вас свой пристальный, понимающий взгляд, было таким же сильным, как и всегда. Русые волосы за эти годы чуть потемнели, она их остригла прошлой весной, теперь они были короче, чем у меня десять лет назад, когда я служил в гиперионских силах самообороны. Я положил руку ей на голову, взлохматил короткие-короткие волосы и отыскал взглядом такие знакомые светлые пряди, выгоревшие под безжалостным солнцем Аризоны.
Пока мы стояли и слушали, как бьется о брезент песок, а А.Беттик молчаливой тенью сидел позади нас, Энея взяла мою руку в свои. Сегодня ей исполнилось шестнадцать, и она уже не девочка, скорее молодая женщина, но ее руки все равно казались крошечными в моей огромной ладони.
— Рауль?…
Я молча смотрел на нее и ждал.
— Сделаешь для меня кое-что? — Она сказала это нежно, очень нежно. — Да. — Я не колебался ни секунды.
Она сжала мою руку и посмотрела мне в глаза. Нет, точнее, заглянула мне в душу.
— Сделаешь для меня кое-что завтра?
— Да.
Она все так же пристально смотрела на меня и все так же сжимала мою руку.