Руперт отчаянно бил руками и пытался ногами нащупать что-нибудь твердое, однако подкованные сапоги только беспомощно скользили в густой грязи. Легкие рвались от недостатка воздуха, жидкая глина наполнила его зияющий рот.
Паника охватила его, он бесполезно брыкался и бился. Голова безумно кружилась, в ушах стоял дикий рев, кончалось дыхание. Одна рука вклинилась под грудную пластину, и с внезапным вдохновением он воспользовался рукой, как рычагом, чтобы перевернуться на спину и придавить извивающегося демона тяжестью своих доспехов.
Он лежал так несколько долгих и ценных мигов, вытягиваясь в больших судорожных вдохах и выковыривая грязь из глазниц. Он завопил, чтобы единорог помог ему, он ответа не получил. Демон яростно замолотил по доспехам неуклюжими кулаками, потом когтистая лапа зазмеилась вверх, пытаясь разодрать лицо Руперту. Он завизжал от боли, когда когти разорвали скулу, и отчаянно пытался дотянуться до меча. Демон воспользовался преимуществом своего движения и вывернулся из-под него. Руперт живо перекатился на бок, схватил меч, и шатко поднялся на ноги в липучей зыбкой грязи. Тяжесть доспехов превращала любое движение в подвиг, густая кровь стекала по лицу и шее, он покачиваясь стоял перед пригнувшимся демоном.
Многим демон был похож на искривленного и обезображенного человека, однако взгляд его голодных глаз без зрачков выдавал присутствие зла. Демоны убивают, чтобы жить, и живут, чтобы убивать: это тьма, вырвавшаяся на свободу. Руперт покрепче сжал меч и принудил себя сосредоточиться на демоне просто как на противнике. Демон силен, быстр и смертельно опасен, но и он таков же, если ему удастся сохранить свое самообладание. Ему надо выбраться из глины и опереться на твердую землю; предательская трясина давала демону слишком большое преимущество. Он осторожно шагнул вперед и демон нетерпеливо согнул свои когти, широко улыбаясь и открывая ряды острых, зазубренных зубов. Руперт помахал перед собой мечем и демон немного отступил, опасаясь холодной стали. В поисках твердой почвы Руперт бросил взгляд позади создания цвета ночного мрака и чуть улыбнулся тому, что увидел. В первый раз он почувствовал, что в бою у него есть шанс.
Он схватил меч обоими руками, сделал глубокий вздох, а потом атаковал полным выпадом пригнувшегося демона, сознавая, что если упадет, то он мертвец. Демон резко отпрянул, оставшись чуть впереди ищущего меча Руперта.
Руперт с трудом продвигался, пытаясь устоять на заплетающихся ногах. Демон ухмыльнулся и снова отпрыгнул, попав прямо в массивную паутину, которая загораживала тропу. Руперт, запнувшись, остановился занося меч для убийственного удара, и застыл в ужасе, когда толстые молочно-белые пряди паутины медленно свернулись вокруг демона. Демон яростно забился в прядях, потом тихо завыл в агонии, когда паутина засочилась прозрачной вязкой кислотой, от которой шел дымок там, где она капала на землю. Руперт с болезненным восхищением следил, как слабо сопротивляющийся демон исчезает в гигантском пульсирующем коконе, который покрыл его с головы до ног.
Последние содрогания быстро замерли и паутина начала переваривать свою добычу.
Руперт устало опустил меч и оперся на него, давая отдых ноющей спине.
Кровь затекла ему в рот и он сплюнул. Каково быть героем? Он кисло улыбнулся и осмотрел себя. Его великолепные полированные доспехи заляпаны засыхающей глиной и гравированы глубокими следами царапин от когтей демона. У него все болит, голова пульсирует от боли. Он поднял дрожащую руку к лицу и вздрогнул, увидав свежую кровь на кольчужной перчатке. Он никогда не любил вида крови, особенно своей. Он сунул меч в ножны и тяжело сел на обочину тропы, не обращая внимания на хлюпающую грязь.
Вообще говоря, он думает, что действовал не совсем уж плохо. Не так уж много людей сталкивалось с демоном и выживало, чтобы потом рассказать об этом. Руперт взглянул на теперь уже неподвижный кокон и поморщился. Не самый героический способ победить и конечно не самый спортивный, однако демон мертв, а он жив – именно этого он и добивался.
Он снял перчатку и осторожно проверил пальцами изувеченное лицо. Раны широки и глубоки, идут от уголка глаза вниз до рта. Надо бы их чисто промыть, смутно подумал он. Не хочу заражения. Он потряс головой и огляделся вокруг. Во время схватки дождь прекратился, однако солнце уже скользило вниз по небу к закату, и тени становились темнее. Ночи наступают быстрее, хотя еще совсем лето. Капли равномерно падали с нависающих ветвей, сырой мускусный запах тяжело висел в застывшем воздухе. Руперт взглянул на паутинный кокон и вдруг содрогнулся, вспомнив как близко он подошел к паутине, пытаясь прорубить дорогу. Хищники выступают во многих обличьях, особенно в Чащобе.
Он смиренно вздохнул. Устал он, или нет, время продолжать путь.
«Единорог! Где ты!»
«Здесь», ответил вежливый голос из самой глубокой тени.
«Ты сам выйдешь, или мне отправиться за тобой?», прорычал принц.
Наступила небольшая пауза, потом единорог застенчиво вышел на тропу. Руперт уставился на животное, которое старательно отводило взгляд.
«И где же ты был, когда я рисковал своей шеей, воюя с демоном?»
«Прятался», ответил единорог. «Это казалось самым логичным.»
«Почему ты не помог?»
«Ну», рассудительно начал единорог, «если ты не смог бы управиться с демоном в полных доспехах и с мечом, я не понимаю, какую помощь смог бы оказать тебе я.»
Руперт вздохнул. Когда-нибудь ему следует научиться не спорить с единорогом.
«Как я выгляжу?»
«Ужасно.»
«Премного благодарен.»
«У тебя наверное останутся шрамы», с энтузиазмом сказал единорог.
«Великолепно. Это все, что мне нужно.»
«Я думал, что на лицах героев должны быть шрамы.»
«Кто так думает, должен проверит свою голову. Чертовы менестрели… Помоги мне подняться, единорог.»
Единорог быстро подошел и стал рядом. Руперт дотянулся, крепко ухватился за стремя и медленно выволок себя из глины. Единорог терпеливо стоял, когда Руперт устало прислонился к его боку, дожидаясь пока до костей пронзающая боль не затихнет достаточно надолго, чтобы попытаться забраться в седло.
Единорог беспокойно рассматривал его. Принц Руперт был высоким, красивым мужчиной лет двадцати пяти, однако кровь, боль и изнеможение прибавляли его лицу еще лет двадцать. Его кожа посерела и была в бусинках пота, глаза воспалились. Он, очевидно, не был в состоянии ехать верхом, однако единорог знал, что гордость вынудит его попытаться.
«Руперт…», сказал единорог.
«Да?»
«Почему бы тебе просто… не повести меня пока? Ты ведь видишь, как шатко мне в этой глине.»
«Ага», сказал Руперт. «Это хорошая мысль. Я так и сделаю.»
Он протянул руку и взялся за повод, голова его устало поникла.
Медленно, осторожно, единорог повел его мимо неподвижного кокона дальше по тропе, направляясь глубже в Чащобу.
Через два дня Руперт снова был в седле и быстро подъезжал к границе между Чащобой и Лесом Мрака. Раны его в основном зажили благодаря сумке с травами, которую придворный Астролог принудил его взять перед отъездом, и хотя он не раз хотел бы посмотреться в зеркало, шрамы на его лице, похоже, прекрасно зарубцевались. В общем, Руперт чувствовал себя чуть более радостным или по меньшей мере чуть менее грустным.
Предполагалось, что он убьет дракона, но по правде говоря драконов никто не видел уже много лет и они весьма основательно перешли в легенду.
Руперт начинал понемногу разочаровываться в легендах; казалось, легенды зациклились на чести и славе, и не обращали внимания на важные подробности, вроде того, как убить кого бы то ни было и при этом не быть убитым самому.