— Осудить все, что мешает жить, — с усмешкой повторил Омар слова Шауката, все еще держась за бок. — Свободной жизни захотел, хорош учитель, которому не нравятся заповеди корана! Видать, начитался про этих… как их, красных парней в странах гяуров.
— Комсомольцев?
— Да. Не хочу и произносить это слово. — Омар силился подняться, чтобы уйти.
Шаукат заметил цепочку муравьев, торопившихся к углублению под деревом. Муравьи бежали, приветствуя встречных собратьев взмахами усиков. Проведи палкой поперек дорожки, укатанной муравьями, и те остановятся по обе стороны препятствия, начнут метаться в поисках выхода. «Декларация, подумал учитель, — оказалась неодолимым препятствием на привычном пути феллахов, вот и Омар мечется, не может свернуть с дороги, укатанной предками».
— Разве мы — блуждающие в пустыне? Такие блуждающие — дальше некуда. — Абд Ур-Разак продолжал мысль Шауката, делал круги руками, ходил взволнованно вокруг тутового дерева. — Все ходим и ходим по кругу, как верблюд, впряженный в сакию. Не видим ни людей, ни холма. На глазах шоры. Верблюду глаза прикрывают шорами, чтобы не закружилась у него голова. «А для чего нам шоры? Почему мы сами себе закрываем глаза? Надо осуждать все, что мешает жить.
— У них, у красных, я слышала, и жены-то общие. Зачем тратиться на шарту, если сосед женат… — Салуа решила продемонстрировать свои познания, почерпнутые из радиопередач. — Не приведи господь нам идти дорогой блуждающих. Пусть короткая земная жизнь покажется грешникам сладкой, ибо за гробом их ждут вечные муки.
— Омар, попомнишь мои слова, да поздно будет, — тихо, но внятно сказал Шаукат, не подозревая, как он близок к истине. Голос его, однако, дошел до ушей Фариды.
Драматическая сцена завершилась неожиданным финалом. Во двор с ругательствами, смысл которых уловить было трудно, ворвалась старуха, таща за руку простоволосую плачущую девушку. Оглядевшись, она завопила.
— Где эти богохульники, отвергающие шарту?
— Заходи, Умма-Джамилия. Вот они, перед тобой. — Салуа была рада внезапной союзнице, уж старуха-то задаст жару парням, недаром она держит в страхе всю округу.
— По домам ходят, а ко мне не зашли… Что у меня — двор кишит змеями? Я первая готова подписать вашу пакостную бумагу. Хотите иметь даровых невест? Берите вот эту! Отдаю без шарты. Бараньего копыта… за нее не возьму. Берите! Разве не красавица? Только что слепа. Ну, и что с того? Берите, никто за нее не заступится. — Старуха вытолкнула плачущую Рири вперед и отступила. Девочка замерла, боясь тронуться с места.
Шаукат взглянул на Рири. Еще на вечере поэзии ему бросились в глаза ее гордая осанка, поразительно красивое лицо и странный, застывший взгляд. Униженная и беззащитная, сейчас она стояла, поникнув головой, захлебываясь слезами.
— Бедный ребенок… Фарида, уведи отсюда Рири. — От ярости Салуа и следа не осталось. Она знала, что ее соседка жестока и своенравна, но такого не ждала. — Ступайте в дом, успокой подружку. Видишь, обида разрывает ей сердце.
Фарида взяла плачущую Рири под руку, увлекла к крыльцу. Умма-Джамилия тем временем разошлась так, что не могла успокоиться.
— Аллах видит, я исполнила долг перед племянницей. Больше года кормлю ее, по зернышку отовсюду таскаю, но силы мои на исходе. Не сегодня-завтра всевышний пришлет по мою душу. Останется Рири в пустом доме. Что тогда? Кто ее возьмет за руку, кто поведет… — Старуха, известная своим бессердечием, закрыла лицо костлявой, темной рукой и зарыдала. Затряслись худые плечи, прикрытые дырявой абаей.
Салуа подошла к ней.
— Не плачь, Умма-Джамилия, успокойся. Аллах воздаст всем по заслугам, за слепоту Рири пошлет убийцам вечные адские муки. Зло — что камень: река его не уносит. В судный день вспомнится оно тем, кто его творил.
— Видите, что вы наделали? — обратился Омар к парням. Он приподнялся, опираясь на палку и воспаленными глазами глядя на растерявшегося Шауката. — А ты: «Омар, попомнишь мои слова…» Твоих слов никто не забудет, твои слова все равно что муравейник вместо подушки. Сколько ни лежи, не заснешь. До чего людей довели!..
Первым пришел в себя Абд Ур-Разак.
— Чем мы обидели Умму-Джамилию? Верно, мы не заходили к ней. Мы и не думаем, что у нее двор кишит змеями, но двери-то снаружи не открываются, словно на семь замков заперты.