Фарису спросонья показалось, будто пришла та самая вдова.
Судья Исмаил, подняв руку, снова приказал Саиде:
— Ты не свидетельница — садись сейчас же на место!
Саида не посмела перечить и послушно повернула назад, с трудом волоча ослабевшие ноги. Она встретилась взглядом с полными слез глазами Фариды и запричитала:
— Я ее приютила, полюбила, хотела с нею разделить одиночество. За ней нет грехов. Чиста она, незапятнанна…
— Незапятнанна? — прервал ее судья. — Это она-то незапятнанна! Фарида аль-Баяти обвиняется в безнравственном образе жизни, в нарушении заповедей писания, в нанесении телесного повреждения невинной женщине… Ее взяли не из гнезда почтенных родителей, ее схватили на улице…
— Это я виновата! Я! Меня накажите. Это я послала ее к своей сестре! — Крику Саиды никто не внял.
— Сорняк вырывают, пока семена не созрели. «Птичка из разоренного гнезда»… Хороша птичка, ничего не скажешь. Где ее гнездо? Где? — сердился Исмаил. — Скажи наконец, откуда ты?
— Палестинка я! Мы жили у реки, — заговорила наконец Фарида. Обидные слова вывели ее из оцепенения, но она не хотела говорить о матери, о деревне и тем более о своем замужестве, чтобы и без того запутанное дело не запуталось еще больше, чтобы скорей покинуть этот душный зал.
Голос Исмаила зазвенел:
— Фарида аль-Баяти презрела законы, ниспосланные нам пророком Мухаммедом, посланником аллаха на земле. А кто идет против веры и устоев общества? Кто? — Судья оглядел зал и своих заседателей. Воцарилась тишина, ее нарушали только всхлипывания Саиды. Исмаил почувствовал важность момента и торжественно продекламировал: — Пар-ти-заны! Это они хотят, чтобы нас захлестнула песчаная буря, чтобы мы не смели открыть глаз, пока они не добьются своего и не изгонят всех, кто облагодетельствовал страну, кто научил нас пользоваться богатствами, скрытыми в земных недрах. Партизаны жаждут смены власти, но тогда земля, которая кормит нас, достанется беспутным и ленивым и превратится в пустыню. Им не по душе и обычаи, уходящие корнями в глубины веков. Вот кто такие партизаны. Партизан — это всякий, кто отвергает закон, идет против общества, попирает традиции.
Фарида аль-Баяти была связана с теми, кто собирал в нашем городе подписи под богопротивной бумагой, называвшейся «Декларацией о шарте». Может быть, подсудимая даже сама переписывала, то есть размножала, декларацию. Она же грамотная… И разве это не вызов обществу — искать случайных встреч на улице?! Партизаны идут путем тех, кто «под гневом». Они давно свернули с прямой дороги, ушли от людей, от мечетей и общества…
Судья отдышался и окинул взглядом зал, дабы удостовериться, что его речь произвела достаточно сильное впечатление. Потом он вытащил аккуратно сложенный белый платок, тщательно обтер свою худую шею, нервно двигавшуюся из стороны в сторону над воротником, и обратился к подсудимой:
— Отвечай, несчастная дочь несчастных родителей! Отвечай — разве я не прав?
Фарида не знала, что сказать. Дали б ей сейчас свободу — она не задумываясь действительно ушла бы в пустыню искать партизан. О, почему она раньше не подумала о них? Шаукат ведь никогда не говорил о партизанах…
И еще Фарида поняла: судья не знает, какой проступок — если считать это проступком — она совершила на самом деле. Сначала ей хотелось, чтобы была схвачена и доставлена сюда истинная виновница ночного скандала, — теперь Фарида решила, что так даже лучше. Бог даст, они еще встретятся, и уж тогда Фарида расплатится с ней сполна.
НОЧНОЕ «РАСХОЖДЕНИЕ»
Глава, в которой рассказывается о том, как, невеста в первую же брачную ночь, мельком повидавшись с женихом, оказалась одна на обдуваемой холодными ветрами площадке минарета
Судья действительно ничего толком об этой богобоязненной на первый взгляд девушке не ведал. Говорят, она ночью с кем-то подралась, но ведь о пострадавшей ничего не известно. Не подтверждена и принадлежность подсудимой к партизанам. Судья не добился от нее чистосердечного признания, хотя известно, что двери раскаяния открыты для всех правоверных. Между тем кое в чем Фарида, как уже говорилось, действительно была виновата. По крайней мере Исмаил, знай он все обстоятельства, ни на секунду не усомнился бы в этом.