- Всем бойцам, отбой! Опасности нет. Тут друзья.
Многочисленные силовые барьеры потухают, воины позволяют себе расслабиться и приближаются, желая познакомиться поближе с удивительными пришельцами из прошлого.
- Колбаса я, конечно, старая и насквозь сырокопченая, но и ты не первой свежести, семивековой выдержки, смею заметить, - Усмехнулся фесликорн. - Добро пожаловать в светлое будущее! У нас тут, Хард, маготехнологии новые со временем подтянули. Так что…
Нортлайт отвернулся от солнца и, тронув пластину на своем шлеме , откинул визор из темного стекла. Зрачки бэтконя рефлекторно сузились.
- Ты удивишься, узнав, сколько всего можно начаровать в один лишь шлем - например, способность почесать за ухом, когда необходимо стоять или лежать, не шевелясь. А уж доспехи и оружки это вообще - ух! Даю любой из своих сорока зубов, как только ты окажешься в королевской оружейной, трое суток там проторчишь, не иначе. Никакими силками оттуда тебя будет не вытащить!
Хардхорн задорно фыркнул.
- Чесание ушей - это, несомненно, хорошо, но что-то мне подсказывает, что реликты прошлых времен, коими мы вооружены, еще способны дать вашим новомодным технологиям сотню очков вперед. - Паладин, сняв шлем, с облегчением тряхнул головой, позволяя озорному летнему ветру взъерошить пряди пышной гривы всех оттенков пламени. А после тепло и искренне улыбнулся.
- А ты ничуть не изменился, старый друг. Признаться, я успел соскучиться по болтовне и шуткам в твоем фирменном стиле.
- Я, конечно же, весьма польщен, - фесликорн ухмыльнулся, - да только главное место в твоем сердце и думах отведено не моей понисоне, с чем мне, увы и ах, придется смириться. - Бэтконь нарочито трагично закатил глаза, полные искр игривого сарказма.
- Норт! - Однако восклицание застряло в горле, будто связки свело судорогой. Хардхорн умолк, чувствуя, как внутри вновь мучительно засосало под самым сердцем. И глубоко вздохнув, будто перед прыжком в пропасть, тихо спросил: - Нортлайт, скажи...
- Все вопросы задашь лично. - Многозначительно прервал его сын Ночи, чей взгляд устремился куда-то за спину единорога, поверх его ушей.
...Она, будто призрак, неслышно возникший из ниоткуда, снежно-белым неподвижным силуэтом виднеется поодаль на фоне аккуратно подстриженных розовых кустов и замысловатых цветочных альпийских горок. Опушенные густой листвой ветви близстоящей ивы ниспадают серебристо-изумрудным водопадом, словно желая сокрыть в своих объятиях это робкое видение от посторонних глаз. Но не от него... Хардхорн ощутил, как поднимается в его душе ураган чувств, нисколько не угасших за прошедшие столетия. Чувств, даже приглушить которые оказалось бессильно страшное проклятие.
Семьсот лет. Для него они пролетели, как одно мгновение... а для нее они обернулись сотнями лет долгого пути. Еще семьсот лет жизненной пропасти между ними, мотыльком - и бессмертным Солнцем. А сейчас - несколько ударов сердца, тянущиеся, словно сама вечность.
Удар, удар, удар. В голове будто звонит колокол, тяжело, надрывно, тревожно. В ее широко распахнутых блестящих глазах Хардхорн видит изумление, потрясение, растерянность, недоверие, и... страх. Аликорн медлит, не смея приблизиться даже с тем, чтобы принять оживших гвардейцев, как подобает принцессе. Она застыла, поглощенная бурей сомнений и внутренних переживаний, и кажется, смотрит на него, как на призрака из ее далекого прошлого.
Из прошлого... сколько всего могло измениться и произойти в ее жизни? И есть ли сейчас в ней место... для него? Ведь смертные для богов - лишь череда мгновений на бесконечном полотне времен. Коварная мысль подло колотится в готовом затуманиться рассудке. Вдруг нет более места для любви к нему в ее сердце? А что, если она смирилась... и в конечном итоге позабыла о нем?..
Скользкий змей ядовитых подозрений, извиваясь, поднимает голову из самых потаенных и темных глубин души. С ним бьется пламенная решимость, что не дает отравить горячее сердце колебаниями и негативными страстями.
Нет, рыцарь не может предать свою любовь! Свою мечту, которой он посвятил всего себя без остатка. Сейчас, когда он так близко от нее.
И никогда больше.
Хардхорн делает шаг вперед. Сердце взывает к ней, умоляя ответить его отчаянному зову.
...И ее душа страстно откликается, так мучительно истосковавшись по этому призыву. Она ждала его семь веков. Семь долгих веков душераздирающего одиночества... Селестия срывается с места. Кобылица белоснежным вихрем проносится по педантично выстриженным газонам, уложенным мозаичным разноцветным узором дорожкам. Слезы радужным бисером срываются с ее длинных ресниц и теряются в сияющих переливах северного сияния волшебной гривы. Всхрапнув и призывно заржав, Хардхорн предается бешеному галопу. Пламенным штормом он летит, будто вовсе и не касаясь копытами земли, навстречу своей судьбе. Навстречу своему новому рассвету.