— Остается надеяться, что Марла последует твоему примеру, — сказала Брейзи.
Больше всего Доун хотелось наброситься на телепата с кулаками, но она понимала — Кико прав. Она действительно рассовала отдельные кусочки истории Робби по разным углам памяти, чтобы они — не дай бог — не сложились в единое целое, даже после всего, что ей довелось увидеть и пережить.
«Потребуй объяснений», — сказал ей Мэтт.
Но вся беда в том, что она совсем не готова их услышать. Чего стоил один только Робби. А ведь еще предстоит узнать, что случилось с Фрэнком!..
Она решительно отбросила эту мысль.
Когда они приехали в офис, Доун была все еще в шоке. Она решила, что на этот раз попытает счастья с Брейзи. Наверное, актрису разговорить будет легче, чем Кико с его непоколебимой верностью боссу.
А может быть, она выбрала ее потому, что Брейзи из тех несгибаемых тихонь, из которых информацию можно вытянуть только клещами. В глубине души Доун только того и хотелось — оставаться в полном неведении.
В холле она утянула Брейзи в сторонку.
— Не хочешь поболтать?
Могла и не спрашивать. Брейзи чуть ли не прыгала от нетерпения. Ее явно интересовало только одно: добраться, наконец, до своего каземата. Массивная дверь возвышалась за спиной актрисы, словно черная дыра, готовая засосать свою жертву. Правда, в данном случае жертва была бы только рада.
— Давай попозже, — ответила Брейзи, которую, как магнитом, понемногу утягивало к двери. — Ладно?
Доун шла за ней по пятам.
— Может, поговорим, пока ты…
— Нет, — отрезала Брейзи, и жестом хозяйки взялась за железную ручку.
В ответ на прищуренный взгляд Доун — сделай личико попроще — Брейзи изобразила непринужденную позу. Но Доун понимала, что актриса всего лишь «вошла в образ» — она по-прежнему сжимала дверную ручку так, что побелели костяшки.
«Мотор, камера, начали!»
— Извини. — Брейзи соорудила на лице нечто вроде улыбки. — «Доджерсы» проиграли, Клара мертва… Мне сейчас не до разговоров.
— Ясно. — Доун шагнула назад и миролюбиво подняла руки. — Я просто подумала, что хорошо бы поговорить о Робби. Например, о том, что раз он вампир, значит, вампиров можно увидеть на пленке. В общем — я просто хочу углубить свои познания.
— Потом, ладно?
Брейзи не двинулась с места. Доун стояла, как приклеенная, пока до нее не дошло: их штатная изобретательница ждет, пока коллега отойдет подальше.
Опять тупик. По пути к лестнице Доун покосилась через плечо и увидела, что Брейзи все еще караулит вход в подвал.
Господи, да что она там прячет?
На лестнице Доун столкнулась с Кико.
— Эй, — сказал он, — иди прикорни где-нибудь. Уже поздно, знаю, но я пока не могу уехать. Дел невпроворот.
— Ты думаешь, я смогу заснуть?
«Потребуй объяснений».
Даже если они ей не понравятся. Кстати, Лимпет — не единственный, о ком стоило бы узнать побольше. С тех пор, как Лониган рассказал ей о родителях, в голове Доун крутилась какая-то смутная мысль. Было в его истории нечто странное, но, кажется, не слишком опасное для ее душевного спокойствия.
Они поднялись на второй этаж. В сонной тишине старого дома прятались тени. Доун поежилась.
— Здесь есть компьютеры с выходом в Интернет? — спросила она. — Хочу кое-что поискать.
— Что за дурацкий вопрос!
Кико повел ее направо, через ту часть зала, в которую она еще не заглядывала. Наконец он толкнул какую-то дверь, и Доун увидела темное дерево, швейцарские часы, тикающие над камином, и длинный ряд компьютеров вдоль одной из стен. Темные экраны были пусты, как глаза игрушечных паяцев.
— А где же портреты томных красавиц? — спросила Доун.
— Нету, — засмеялся Кико.
Он подвел ее к первому компьютеру.
— А кто они вообще-то такие?
Он нажал на клавишу, и монитор зажегся.
— Да так, портреты. Босс коллекционирует.
Портреты.
— Они, наверное, стоят целое состояние. Мне показалось, там есть и старинные.
— Есть.
— И?…
— Что «и»? Обычные картины.
Ну-ну. Картины-то они, может, и картины, вот только совсем необычные. И она узнает, в чем тут секрет, даже если придется изрезать одну из них на кусочки.
Когда Доун садилась за компьютер, Кико шутливо ткнул ее пальцем в предплечье, случайно попав как раз в заживающие ожоги. Она тихонько вскрикнула — не от боли, а скорее от воспоминания о том, как ужасно болела рука поначалу.