Сорвав колосок, я раздавил его в ладони, сдул шелуху и увидел крупные зерна. Их было семь. Подумалось: "прямо как в притче: семь пророков — один бог". И бог этот в моих руках — колосок. Вспомнилось мне, как ел когда-то из чашки солоноватую вареную сытную пшеницу. На душе было радостно…
Зашло солнце, ребята, вернувшись из леса, нанизывали на палочки грибы и жарили их над углями. Запах жареных грибов нестерпимо разжигал аппетит.
Перекусив, мы стали ждать машины. Но их все не было.
Глубокой ночью встревоженный дежурный растолкал меня:
— Товарищ сержант, машины, кажется, идут. Будить ребят?
И в самом деле доносился гул, однако он не был похож на гул машин. Свет бороздил пшеничное море.
"Наверное, трактора", — подумал я.
И тут же услышал, как кто-то из ребят, проснувшихся от наших разговоров, крикнул:
— Идут танки, эй, эй!
Я невольно вскочил на ноги:
Танки двигались в сторону хлебных полей. Вслед за мной в пшеничное поле кинулся Аноприенко. Стараясь перекрыть грохот ползущих прямо на нас танков, орали во все горло:
— Стой, сто-ой!
Нас заметили. Передний танк остановился. Вслед за ним остановились и остальные.
Открылся люк, и офицер, вышедший из танка, не разобравшись, что к чему, набросился на нас.
— С ума посходили, что ли? Жить надоело, да?
— Надо глядеть в оба, коль сел в танк, а не спать!
И если бы он взял меня за грудки, я мог, позабыв разницу в чине, дать отпор.
Командиры других танков поняли в чем дело. И поддержали нас. Один из них, не удержавшись, пошутил:
— Ну, десантники, — значит, пшеницу караулим?
— Защищать хлеб — долг не только десантников, товарищ командир, — сказал Аноприенко, и впервые его слова не вызвали улыбки.
Сначала я любил глядеть в окно госпиталя на деревья. Потом и это надоело. Я тосковал.
Вспоминались ребята из нашей роты. Я их видел то за укладкой парашютов, то перед полковым знаменем. Про себя давно решил: как только снимут повязку с глаза, долго здесь не задержусь, ну, а если вдруг не отпустят, все равно придумаю что-нибудь, ребята помогут. Единственным утешением для меня были два письма, оставшиеся в кармане. Одно из них было от Язбегенч. Его мне дал курносый почтальон, задолго до госпиталя. Хотя я знал содержание письма наизусть, все равно читать его еще и еще доставляло мне большую радость.
"…Сажусь писать тебе письмо и чувствую: ты стоишь где-то рядом со мной.
Все мы здесь живы и здоровы, такие, какими ты оставил нас.
Отец все возится со своим трактором.
А твои младшие братишки да сестренки в эти дни помогают колхозу собирать хлопок. А я занята школьными делами.
Ты можешь спросить — есть ли время на то, чтобы вспомнить тебя? А я отвечу — ты все время со мной, стоишь перед глазами. Когда приходит почтальон, я первой беру твое письмо.
Со дня разлуки с тобой прошло 524 дня, с сегодняшним. Скоро, скоро ты возвратишься назад.
До свидания. Живи и здравствуй, где ты пребываешь. Пищи почаще. Хоть писем не жалей для нас… Твоя жена, проглядевшая все глаза в ожидании".
Второе письмо — последнее Танино письмо.
"…Ты думаешь — "она пропала без вести". И действительно, я далеко от вас нахожусь, боюсь, не сумею найти обратную дорогу. Судьба забросила меня из Прибалтики на Дальний Восток.
Ты помнишь случай, когда мы ходили к старой крепости? Ты открывал мою сумочку, чтобы достать спички, увидел в ней фотографию курсанта. Теперь он артиллерийский лейтенант. Тогда он приехал домой на каникулы, и мы познакомились с ним у моей подружки. Но ты решил не заметить этой фотографии. Ни о чем меня не спросил. Может быть, ты был прав…
Недавно мы справили свадьбу. Ты можешь поздравить меня. Устроились хорошо, имеем двухкомнатную квартиру. Привыкаю к городу, читаю книги. В нашем городе морозно и снежно, но когда в доме есть человек, согревающий твое сердце, холод нипочем!
Служи в здравии, Нуры! Желаю закончить службу и встретиться с женой. С глубоким уважением к тебе — Татьяна".
Я шагал, следя за разводящим. Место назначения — склад нашего полка, где хранился картофель. Склад располагался на окраине. Этот пост у нас считался последним. Его окружала свободная поляна, где с первых дней весны и до самой осени зеленела буйная трава.
Стоя на посту днем, я обычно встречал здесь старого лесника. Он появлялся среди деревьев, и уходил по тропинке, бегущей меж заграждений из колючей проволоки.
Сегодняшний наряд начинался с ночи. Луна, поднявшаяся из-за леса, заглядывала на свое отражение в зеркальной глади реки, и освещала ветки деревьев, похожие на распущенные волосы, и в них — силуэт девушки…