Говорил Курт зло, так, что расплескал из пиалы горячий чай и ожег себе руку.
— Черт бы тебя побрал, — процедил он сквозь зубы и посмотрел исподлобья на Довлета.
— Ты чего бросаешься на всех, как цепная собака? — Спросил Курта Курбан-ага. — Когда начинал, стриг не лучше. Вспомни.
Курт ничего не сказал, а лишь потер дрожащей рукой нижпее веко правого глаза и неопределенно хмыкнул.
…Наконец-то застрекотал движок, — все дружно встали и пошли по своим местам. Довлет, даже чаю не попив, приступил к работе. То ли — сказывалось испорченное Куртом настроение, то ли барахлил агрегат, но Довлет чувствовал, что работа подвигается очень медленно. "Может быть, лезвия притупились?" — решил он.
Остановив агрегат, он побежал к точильщику.
— Замени лезвия на новые, — попросил Довлет.
— Ты думаешь, новые лучше? — откликнулся тот.
— А как же?
— Новое всегда лучше старого — это верно. И только о новых лезвиях для стригальных машин этого сказать никак нельзя.
— Я вполне серьезно.
— А я и не шучу. Мне не жалко новых лезвий, только ты с ними замучаешься. Лучше я тебе дам старых, уже притертых. Бери, — и он подал сразу четыре штуки. — Менять можем в любое время. Только ты с этим делом не торопись. Любое лезвие, если оно притрется, отточится, будет служить тебе о-е-ей. Нужно, браток, терпение.
Весь этот день Довлет трудился, как говорится, в поте лица. Он остриг не пять и даже не десять овец. Около его рабочего места высилась довольно внушительных размеров горка шерсти. И она продолжала расти, радуя глаз.
Время от времени Довлет поглядывал в сторону Курта. Не хотел смотреть, но взгляд помимо воли останавливался на куче шерсти, которую настриг Курт. "Э-э, дорогой, — говорил он сам себе, — за ним тебе не угнаться".
Довлет торопился. Пот заливал лицо, руки от долгого напряжения дрожали, но ему хотелось не отстать от Курта.
Тыльной стороной левой ладони Довлет смахнул со лба пот, на какое-то мгновение аппарат выскользнул и порезал шею овцы. Брызнула фонтаном густая, липкая кровь. Довлет отбросил аппарат, позабыв отключить его, и, оцепенев, уставился на бедное животное. Подбежал Нурберды-ага.
— Что случилось?
— Да. вот… Кажется — вена…
— Ну, теперь ничем не поможешь…
Все с сочувствием смотрели на незадачливого стригаля. Все, кроме Курта. Тот, самодовольно вскинув голову, изрек:
— Из такого стригаль не выйдет. Это уж точно. Посадить его на машину и отправить назад. Он же здесь пол-отары перепортит.
— Никуда я не поеду, — сказал Довлет.
— Еще как поедешь. Стричь не можешь, подавать овец — тоже, так зачем ты здесь? Лопать каурму?
Довлета словно наградили оплеухой, — челюсти сжались сами собой, а лицо запылало огнем.
— Курт, — сказал кто-то из старших, — уж это ты слишком. Парень старается. А ошибся, так с кем этого во случается?
— Хорошенькая ошибка, — усмехнулся Курт. — Интересно, за ущерб колхозу он заплатит?
— Каждый день заведующий фермой выделяет на стригалей одного барана. Пусть этот будет на завтра. Если же завфермой заартачится, — уплатить придется. Но ты, Довлет, не отчаивайся, если что, поможем, — сказал Нурберды-ага и, доставая нож, направился к овце.
Курт опустил на пол мешок, который до этого не без труда нёс на плече. В мешке звякнуло и загремело, но никто из присутствующих в комнате не обратил внимания ни на вошедшего, ни на его мешок, — все увлечены были шахматной партией. Кто против кого играл, понять было невозможно. Играли все. Каждый против всех, все против каждого.
— Ходи королем!
— Нет, королем ходить рано. Надо двигать пешку.
— Верно, — двигать пешку. Причем, на два хода!
— Не-ет, на один.
— Не трогай пешку, — слон улетит.
"У них даже слоны летают! Доигрались… — подумал Курт. — Ох и пустой же народ. Над чем они ломают головы? Чудаки! Шахматами сыт не будешь. Игра она и есть игра. А играть должны дети. Бездельники! Кучка бездельников!.."
Он вышел из комнаты. Ступив во мрак, увидел у колодца блуждающие голубые огоньки. Курт смотрел на них как завороженный. Джейран…
— Ах, ты миленький мой, не уходи, подожди минутку… — шептал он.
Огоньки вдруг исчезли, затем появились вновь, чуть-чуть в сторонке, но появились на одно лишь мгновение. А когда их Курт увидел снова, они были уже далеко.
— Убегаете? — проговорил он вслух. — Ну бегите, бегите. Все равно далеко не уйдете…
Курт вернулся в комнату, взял мешок, с трудом взвалил его на плечо и вышел. Осторожно ступая в темноте, он направился к колодцу.