Мужчины внесли в ветхий, словно мечеть, глинобитный дом печурку, которую привезли с собой. В комнатах разостлали принесенное со двора сено. Наскоро подправили покосившиеся двери и окопные рамы.
Дом Мекуша — постоянное пристанище лесорубов, поэтому тут оказались загодя припасенные дрова. И вот уже из трубы повалил первый веселый дымок, оповещая ущелье, что сюда приехали люди… Все сгрудились у нечурки, дымя папиросами, а Болотбека попросили принести дров про запас. Он вышел на мороз и долго стоял, не шелохнувшись. Вокруг была такая тишина, что временами казалось, будто уши наглухо заложены ватой. Огромная луна источала призрачный, молочно-белый свет. В лунном молоке даже лошади стали белыми. Над горной рекой лениво поднимался седой туман. На противоположном склоне гор смутно виднелись густо припорошенные, словно одетые в нарядные кементаи[13], ели.
С трудом оторвавшись от этой картины, юноша наколол еловых дров и с охапкой их вошел в дом.
— Ого, — не сдержал своего удивления Касым, — оказывается, наш Болотбек может быть не плохим лесозаготовщиком.
— Он же у матери один дома остался, потому и приучен ко всякой работе, — невозмутимо, как будто не было злополучной для Болотбека переправы через реку, заметил, известный по прежним годам как табунщик, старик Сыды.
Болотбек открыл дверцу печурки, подбросил несколько поленьев, — пламя забушевало сильнее. Тепло, особая близость людей в горах располагают к неторопливому разговору.
— Да, без Мекушевой крыши нам бы туго пришлось, — придвигаясь к огню, задумчиво произнес Джума Асапбеков. — Тысячи раз спасибо ему от нас.
— Мекушу-то спасибо, а вот что скажут добрые люди со временем тебе, Джумаке? — пошутил Чогулдур, немолодой уже мужчина, славившийся в аиле как удачливый охотник.
— Я сроду без дела не сидел, это ты вечно шляешься по горам, мешаешь жить в тишине даже птицам, — оскорбился Джума. — Я всю жизнь был сторожем. Честно стерег каждый колхозный колос, пучок травы, каждый литр арычной воды…
В котле забулькало и, следуя давним советам жен, мужчины сначала отлили из него кипяток для чая, а затем бросили замерзшее мясо, чтобы разогреть его. После крепкого чая они поснимали верхнюю одежду, заметно разомлели.
Покончив с ужином, сразу же стали укладываться на ночлег.
Болотбек долго не мог заснуть. Задремав, скоро снова проснулся. Было уже совсем поздно. В избушке стоял холод. Скрючившись, натянул на себя одеяло. Но, несмотря на все свои старания, согреться не мог. Тогда впотьмах натянул на голову лисью шапку и в ней залез под одеяло.
Лошади у коновязи стояли неспокойно, фыркали, стучали копытами.
Печь еще не потухла, блики пламени играли на нотолке, на окне, на оштукатуренной стене. Раздавался разноголосый храп. Болотбек, измученный бессонницей, злился на себя, но ничего не мог поделать. Вспоминалась своя жизнь, трудности. Но были ли они в его жизни, такие, что оставляют в сердце глубокие следы, даже раны? По-настоящему тяжелые дни? Если и были, то это, ножалуй, дни, когда он поехал в город учиться и провалился на экзаменах в институт. И не мог от стыда вернуться домой. Мыкался в городе без прописки, без жилья и работы. Повезло ему только после того, как встретил ребят из своего аила и те повезли его на ипподром. И там номогли ему пристроиться — приглядывать за лошадьми, прибывающими из совхозов. По утрам он с гордостью гонял лошадей к речке на водопой. Любил ухаживать за ними, особенно за одним сивым красавцем, которому прилежно расчесывал гриву, челку и который в ответ тоже не скупился на ласку. Только Болотбек. к сожалению, не дождался того дня, когда Сивый блеснет на состязаниях. Приехала мать и, отчитав его, как ребенка, с позором увезла домой. Так он очутился за баранкой колхозного грузовика в родном аиле. Нет, это, пожалуй, не настоящие трудности. У других бывает такое, от чего даже седеют волосы. Но он не виноват, что его обошло такое…
Незаметно Болотбек крепко уснул.
Утром лесорубы занялись устройством на новом месте. Джума и Молдакун отправились за питьевой водой к недалеким тут родниковым ключам. Асанкул расчищал от снега дорожку у домика. Чогулдур точил о свой ремень добротный охотничий нож. Все было спокойно и мирно, если не считать легкой словесной перепалки с Чогулдуром.