Зачинщиком ее стал обычно спокойный, сдержанный Ыдырыс. Большую часть своего времени в колхозе он проводил, загорая под неисправными тракторами и другими сельхозмашинами прямо в поле илп за стенами ремонтных мастерских. Ыдырыс был очень невысокого мнения об охотничьих способностях Чогулдура. Обнаружив за ближним бугром какие-то следы, он готов был биться с каждым о заклад, что Чогулдур ни за что не определит, чьи они. И вообще не способен отличить даже следы волка от следов лисицы. Мол, при желании он, Ыдырыс, мог бы тоже изо дня в день, как Чоке, с дрянным ружьишком за плечами, сидя на какой-нибудь кляче, гоняться за сусликами. Но он не из таких. Он любит настоящую работу и работает от души.
По правде сказать, у тихони-ремонтника были основания думать и говорить так, а не иначе. Добрых три де-сятка из сорока лет ушло у Чогулдура не только на охоту. Все знали, что он неутомимо колесил по джайлоо не столько в поисках дичи, сколько ради лишней чашки кумыса. На это-то и намекал Ыдырыс. И его охотно поддержали Молдакуп и Джума, вернувшиеся с водой от родника.
— Что верно, то верно, — сказал первый. — Охота — это занятие для бездельников. И хотя наш Чогулдур всю жизнь провел в седло, во время козлодрания и других конных состязаний честь колхоза защищает все-таки Ыдырыс. А вот Чогулдура народ что-то не видел на скачках…
— Э, да что там говорить, — безнадежно махнул рукой Джума. — Чогулдур не попадет из ружья не то что в суслика, а в привязанную косулю. Скорее я, несмотря на свои косые глаза, попаду, чем он.
Это уже было сверх сил и терпения Чогулдура. Задетый за живое, он заявил, что все просто-напросто сговорились против него, что охота — это древнейшее, чисто мужское ремесло, и он родился и умрет охотником.
Болотбек понял, что каждая из спорящих сторон так и останется при своем мнении. Что касается его, то он пока насчет охоты своего мнения не имел.
Бригадир попросил лесорубов собраться всем вместе для важного совета. Готовая пища кончалась и следовало, не мешкая, назначить артельного повара.
— Предлагаю Джумаке, как опытного и знающего человека, — внушительно произнес Темир. — Если будут какие трудности, с дровами, например, — поможем.
Бригадира дружно поддержали.
Сидевший в стороне — жидкая бородка клинышком, войлочная шапка надвинута на глаза, — крайне довольный доверием односельчан, Джума неспеша процедил меж зубов насвай, кивнул головой. С достоинством сказал:
— Хорошо, дети мои, я согласен. Как решили, пусть так и будет. Если решите отправить в лес на заготовку, пойду в лес. Дело у нас общее, колхозное.
Незадолго до полудня из-за поворота ущелья показалась фигура здешнего лесника Айылчиева. Когда он подъехал к дому, Чогулдур с неожиданной живостью вдруг засуетился у разгоряченного копя:
— Сюда, ребятки, живей! Помогите спешиться человеку.
Тучному Айылчиеву и точно требовалась помощь. Глядя на лесника, Болотбек вспомнил, что тот даже при неторопливой ходьбе пыхтит, как паровоз. Это не мешало некоторым аильчанам считать его самым почечным человеком в округе. Болотбек догадывался, почему. Зимой и летом его односельчане возили лес через Каратал-Джапырык. А там их неизменно поджидал Айылчиев. Днем и ночью, в зной и мороз. Случалось, что виновные в незаконной порубке, будучи пойманными с поличным, спасались тем, что шли на хитрость. Играя на известной им слабости лесника, они клятвенно заверяли, что приходятся ему родственниками, не далее как в седьмом колене. Но чаще бывало так, что аркан с незаконной поклажей обрезался, "родственник" уплачивал штраф и уезжал восвояси. Не раз Болотбек слышал и о том, что иные, когда дело происходило ночью, исчерпав все свои доводы, оставляли лесника привязанным к дереву. Таким образом, затяжная война между грозным лесником и аильчанами шла с переменным успехом.
Многоопытный Чогулдур, не давая открыть рта гостю, спешил справиться о его здоровье и жизни, явно угождая, называл лесника "вечным тружеником леса", "беркутом с черной скалы".
Однако Айылчиев не поддавался лести. Не сходя с коня, он всем туловищем повернулся к Чогулдуру, взмахом руки сдвинул лисью шапку с потного лба.
— Зря беспокоишься. Я живу хорошо, точно арча на скале. Уж не думаешь ли ты, горемычный, что я живу так только — благодаря твоим молитвам?..
Чогулдур бережно, словно ребенка, ссадил Айылчиева с коня.
После обычных приветствий Темир объявил своим, что лесник будет говорить. Лесорубы сгрудились, Айылчиев сплюнул на землю, раскрыл полевую сумку, долго рылся в ней, наконец, достал какую-то бумагу и книгу.