Чтобы запяться чем-нибудь, Болотбек включил свой портативный приемник и старался поймать музыку.
— Мы сами виноваты, — возмущенно зашептал вдруг Ыдырыс. — Айылчиева испортили заготовители, такие, как мы. Если бы все не прислуживались перед ним, он так бы не поступал.
— Ничего, мы не обеднеем, — пробурчал слышавший Ыдырыса Молдакун.
— Дело не в этом, — не согласился ремонтник. — Лесника следует проучить, чтобы он больше не зазнавался, не жадничал. Его надо угощать но-другому, — добавил он, видимо, намекая на тот случай с упавшей елкой.
— Ну что вы, сердешные, приумолкли, — забеспокоился старый Джума. — Скоро поспеет шурпа, а пока поиграйте в карты.
— А что, это мысль! — Темир глянул на лесника. — Как считаете, Саке?
— На деньги? Что ж, давайте, — обратился лесник и стал шарить у себя по карманам. — Только пусть он прекратит этот ослиный рев, — бросил Айылчиев по адресу включившего транзистор Болотбека.
Бдительный Джума, боясь, как бы по наивности своей тот не огрызнулся, поспешно попросил:
— Сходи-ка за дровами, Бокентай. Что-то огонь стал убывать.
Выключив приемник, Болотбек нехотя поплелся во двор. Там при свете луны нашел топор. Грохоча на все ущелье, начал рубить толстую еловую чурку.
Открылась дверь, и в ее просвете взметнулись клубы пара. Из них, словно добрый волшебник, вывалился на улицу Ыдырыс. С минуту он наблюдал, как Болотбек тщетно пытался расколоть огромный сучковатый чурбан.
— Чудак, такую колоду одним махом не расшибешь. Дай-ка сюда! — Ыдырыс, не спрашивая согласия, забрал топор. — Иди-ка лучше подкорми лошадей.
Болотбек влез на скирду в углу загона и стал сбрасывать вниз охапки горного разнотравного сена.
…Как и в день приезда, стояла тихая морозная ночь. Над горами висела все та же огромная лупа, Болотбек любил такие тихие лунные ночи, во время которых легко забывались обиды, исчезали тревоги, просыпались давние детские мечты. Он смотрел на ровный столбик дыма над одинокой избой, и ему казалось, что это распускается белая воздушная лестница. Вдруг захотелось ему подняться по этой лестнице до самого купола неба, до самых звезд…
Ыдырыс отнес наколотые дрова и забрался на стог к Болотбеку. Раскинув руки, тот лежал на спине и смотрел на звезды.
— Не считай до сорока, помрешь, — шутливо напомнил Ыдырыс давнее поверье.
— Люблю считать звезды, — признался Болотбек. — В детстве еще любил, когда выезжали на джайлоо. А бабушка, помню, все ругала меня за это.
— Да уж лучше звезды считать, чем слушать в доме разный вздор.
Ыдырыс подсел к Болотбеку. И они вдруг разговорились, как добрые старые друзья. О чем они только не говорили! Но больше все об автомашинах, их разных марках, о колхозном механике-скряге, который — жила! — и на выстрел не подпускал обоих к новым грузовикам. Потом Ыдырыс подробно рассказал, как он совершил аварию в горах и как после того ему было одиноко и горько. Вдруг без всякого перехода заявил, что их бригадир — вчера еще рядовой колхозник — прямо на глазах становится чванливым и заносчивым и что этого нельзя так оставить.
Снизу парней окликнул Джума. Он проваливался в сугробы, чертыхался. Не дождавшись ответа, поковылял в дом. Выждав время, Ыдырыс и Болотбек проскользнули в душную накуренную комнату.
Как раз из котла доставали вареное мясо. Лесорубы сели в круг, приготовив перочинные ножи и ожидая воду для мытья рук.
После бузы Айылчиев заметно повеселел, рыжеватое лицо его стало красным.
— Сколько лет вы работаете, Саке? — спросил Чогулдур у захмелевшего лесника. — Сейчас за многолетний труд на одном месте часто награждают.
— Я? — переспросил Айылчиев и самодовольно сказал: — Давно, давно работаю. С тех пор, когда вы еще под стол пешком ходили. Имею тридцать лет стажа, грамот и медалей целый мешок. А сколько пережито, сколько людей перебывало под моим руководством.
— А женщины были средн заготовителей? — спросил Молдакуп, начиная крошить мясо.
— А как же, еще сколько! Особенно в годы войны. Тогда заготовителями были одни женщины. Только в этом ущелье есть четыре или пять женских могил. Мужчины в ту пору были на вес золота. Самые красивые, молодые женщины побывали вот в этих, моих руках. Золотые были времена!
— Сако молодец, — даже в самые черные дни ловил удачу, — насмешливо сказал Джума.
— Да, ушло время, когда я был молод, купался в славе, — пропустил лесник насмешку мимо ушей, — был пылким, многих лишал девичьей чести. Нынешней молодежи далеко до нас. Хе-хе.