Минует оно, грозное время, не будет войны, голода, разрухи, тогда и нам можно будет учиться. А сейчас надо собирать силы и ценить каждого способного человека, если он решил работать с нами. Что ж Соня? Она может быть очень полезной. Пустяки, что она дочь дьякона. Да какого еще дьякона! Из мужиков.
Я подходил к калитке сада. Соню я заметил, когда пошел в сад. Она была за густым малинником у клубники. То мелькнет ее белое платье, то покажется голова с пышными волосами, то вновь скроется. Она меня не видела.
Долго я стоял и любовался ею, прячась в густой тени огромной яблони. То и дело оглядывался по сторонам, как бы кто не увидел. Но ни в огородах, ни в переулке никого не было. И вот она встала. В руках у нее тарелка, полная клубники.
Посмотрев по сторонам, Соня начала выбираться из грядок. Она шла теперь лицом ко мне, в сарайчик. Лицо ее было, как показалось мне, хмурым, брови сдвинуты.
Вдруг поднявшийся ветер зашелестел в саду среди деревьев. Посыпались яблоки, стуча по сухой земле, как град. Ветер взметнул Соне волосы с затылка на лоб. Она поправила их на ходу и быстро прошла в сарай. Скрипнула дверь.
Внезапно упали первые крупные капли дождя. Зашелестели по листьям. Еще осыпались яблоки. Робость моя исчезла. Я тихонько на носках приблизился к сараю. Остановившись у полузакрытой двери, я постучал.
— Кто там? — испуганным, как мне показалось, голосом спросила Соня.
— Царь Петр, — осекшимся голосом ответил я.
— Кто, кто?
— Софья Павловна принимает?
В это время хлынул дождь. Я быстро открыл дверь и вошел.
— Здравствуйте, Соня!
— Здравствуйте, Петр Иванович. Руки у меня грязные, извините.
На «вы» началось.
Она подвинула мне блюдце с крупной ягодой.
— Спасибо, Софья Павловна, — в тон ей ответил я. И видел, как едва заметная складка возле ее рта мелькнула и исчезла.
Мы хорошо понимали друг друга.
— Ешьте, ешьте, — сурово глянув на меня, настойчиво предложила Соня.
— Что-то неохота!
Она перебирала клубнику, чистила от лепестков. Пальцы ее, выпачканные в ягодах, работали быстро.
Чтобы не молчать, я спросил:
— Как живем, Софья Павловна?
За ответом ей в карман не лезть.
— Так же, как вчера. А вы?
— Помаленьку.
И опять молчание. А дождь хлынул потоком. Загудел ветер, в саду зашумело, явственнее слышалось, как падают яблоки.
— Отрясет яблони дочиста, — сказал я.
— Не жалейте. Спадает падаль.
— Падаль что, а есть здоровые.
— Здоровое никогда не упадет, — сказала она подчеркнуто.
Соня встала, отряхнула фартук, подошла к двери и подставила ладони под дождь.
Она старательно мыла не только ладони, но и руки до локтей. Затем, брызнув на меня, принялась вытирать их полотенцем.
Молча села, набрала несколько спелых ягод в горсть.
Ягоды были сладкие, ароматные. Я вглядывался в лицо Сони. Нет, оно не такое, как раньше. Стало еще лучше, свежее. Даже сквозь загар виднелся на щеках румянец, а на чуть вздернутом носике красовались еле заметные веснушки. Соня повзрослела, пополнела. И вновь проснулось во мне едва зародившееся чувство, которое я тогда подавил. Пытаюсь подавить и сейчас.
«Нет, нет, не надо», — внушаю себе и невольно вызываю образ Лены. Мысленно ставлю их рядом, но, к моему удивлению, лицо Лены словно в тумане. И странно — только сейчас я ощутил, что Лена бледнеет перед Соней. Почему — понять не могу. Да ведь я как следует и не разглядел Лену, не узнал ее характера. Мне даже не пришлось с ней как следует поговорить. Такова ли в самом деле она, эта Лена, какой я ее вообразил? Соня, вот она, вся тут, с ее характером, лицом, с ее иронией и особым мягкосердечием.