– Я плавала во всех морях на земле, но красивее этого не видела, – говорила она. – Где еще мне хотелось бы провести остаток дней?
Ее жизнь здесь по сравнению с Германией была идеальной. Не надо было стирать белье, комнату содержали в идеальной чистоте. Не надо было ходить в магазин и готовить – в отеле кормили по-королевски. В собеседниках не было недостатка, и они постоянно менялись, поэтому не надоедали, и она оставалась одна, только если сама этого хотела.
С балкона своего номера фрау Брухмайер наблюдала за строительством «Восхода» по другую сторону бухты и решила поселиться в пентхаусе. До сих пор «Парадиз-бич» ее полностью устраивал – она занимала там лучший номер, – но фрау Брухмайер понимала, что новый отель относился к совсем другой категории. Она прикинула, что, если продать пару колец с бриллиантами, денег в банке хватит еще на пятнадцать лет безоблачной жизни. И решила, что этого более чем достаточно, хотя ее силам и энергии мог бы позавидовать человек вдвое моложе.
Через несколько часов фрау Брухмайер прибыла в свой новый дом. Работникам «Парадиз-бич» было жаль с ней расставаться – она была их счастливым талисманом. Несколько служащих перенесли ее багаж в ожидающее такси. В машину погрузили четыре дорогих чемодана – два в багажник, два на переднее сиденье. Такой же по цвету и фактуре несессер она несла сама. Пообещав, что непременно заглянет их всех навестить, фрау Брухмайер незаметно сунула в руку каждому, кто вышел ее проводить, «маленький сувенир на память».
К обеду она устроилась в новом роскошном гнездышке, состоящем из гостиной, спальни и смежной с ней ванной. В ее глазах это был шикарный дворец с огромными зеркалами на стенах, большим французским пейзажем, написанным маслом, и двумя хрустальными люстрами. Мягкая мебель украшена кантом и бахромой, комод с зеркалом и широченная кровать. Все вещи прекрасно разместились в просторном двустворчатом платяном шкафу.
Распаковав вещи, фрау Брухмайер заказала легкий обед в номер и пару часов отдыхала в шезлонге, потом приняла душ и начала не спеша готовиться к вечеру. Сегодня в первый раз откроет двери ночной клуб, но до этого ее пригласили на ужин с хозяевами отеля.
Она застегнула браслет с брелоками – последний подарок мужа – и спустилась на лифте в холл.
Примерно в то же время Афродити тщательно выбирала драгоценности для сегодняшнего вечера. Она открыла ключом верхний левый ящичек туалетного столика. Почти не глядя, взяла пару серег и вдела в уши. Серьги были круглые, как пуговицы, с огромными аквамаринами в центре. Потом надела широкий золотой браслет (великоватый для ее тонкого запястья, но она не успела отдать его в переделку) с восемью такими же аквамаринами и повесила на шею толстую цепь с кулоном. Камень в нем размером затмевал все остальные. И наконец кольцо. Весь гарнитур отличался простотой, все дело было в огранке камней. Они были прекрасны сами по себе, поэтому не было нужды их украшать. Прозрачный голубой и светло-желтый были красками острова, вероятно, поэтому ювелир назвал свою коллекцию «Хромата тис Кипру» – «Цвета Кипра». Это были цвета, в которых каждый островитянин купался каждый день, но только Афродити была их обладательницей в таком виде.
Утром она проводила родителей в аэропорт, а потом ничего не делала. Прощание было накаленным от сдерживаемых эмоций и полного отсутствия проявления чувств. Глядя на них, посторонние могли бы заключить, что шестидесятилетние супруги приезжали на родину на похороны члена семьи. По какой еще причине женщина оделась бы в черное в такой солнечный день?
В это время года аэропорт Никосии кипел жизнью. Самолеты приземлялись и вылетали каждый час. Зал прилета был заполнен толпой предвкушающих волшебный отдых туристов. В зале вылета ожидали своих рейсов загорелые курортники, сожалеющие, что их пребывание в раю подошло к концу.
– Я так рада, что вы пришли вчера, – обратилась Афродити к обоим родителям. – Для меня это много значит.
– Отель великолепен, кардия му[14], – отозвался отец. – Уверен, вас ждет успех.
– Папа, без твоей помощи ничего бы не получилось.
– Деньги – всего лишь деньги, – улыбнулся он. – Твой муж приложил столько усилий… И ты, конечно, тоже.
– Надеюсь, вы снова выберетесь в скором времени, и на подольше… – Афродити сказала это автоматически и без всякой надежды, зная, как и они, что это вряд ли случится.