Мама застонала, как от зубной боли, и зажмурилась. Ей нельзя было напоминать про книгу: она уже опаздывала с ней на полгода. Мама работала микробиологом — подобное занятие объяснить еще сложнее, чем гляциологию. А ее книга рассказывала о митохондриальной ДНК, одной из самых сложных областей в микробиологии.
Мама мученически закатила глаза и посмотрела на окна под потолком.
— Но почему именно сейчас? Почему не в следующем году? Питеру уже будет тринадцать…
— В Гренландии происходят серьезные изменения климата, — деловито начал объяснять папа. — И намного быстрее, чем мы могли предположить.
Питер молчал, но в его голове тем временем одна яркая картинка сменяла другую. Он уже представлял себе, как они с мамой и папой играют в монополию в уютной теплой палатке. Как он правит упряжкой белоснежных пушистых собак. «И никакой школы», — запел голос в его голове.
Никакой школы, никакой школы, никакой школы…
— Я с тобой, пап!
— Замечательно, Пит. Я знал, что ты меня поддержишь.
Папа улыбнулся ему и затем посмотрел вслед маме, которая молча встала и ушла на кухню.
Они заказали пиццу, но никто, кроме Питера, ее не ел. Родители перешептывались о чем-то, сидя на диване, и на письменном столе перед ними росла гора календарей, карт и путеводителей.
Питер позвонил Майлзу в дом его папы (был понедельник) и сообщил ему последние новости.
— Ого, — восхитился Майлз. — Шесть недель без китайской еды?
— Я как-то об этом не подумал, — признался Питер.
— Попытаюсь прислать тебе чего-нибудь туда, вниз. Службой специальной доставки.
— Наверх.
— Чего наверх?
— Прислать мне чего-нибудь наверх. Гренландия на севере, неуч.
— Да, понял. Как раз вижу ее на папином землешаре. Огромный такой остров.
— Дай-ка угадаю: «землешар» — это глобус, что ли? — Майлз любил придумывать новые названия вещей. Он даже начал составлять свой словарь.
— Неплохое словечко, да? Когда ты уезжаешь, кстати?
— Не знаю пока. Родители еще не решили окончательно.
— Надеюсь, не завтра или что-нибудь типа того?
— Скорее всего, в следующем месяце. Мы сможем переписываться по почте. Папа всегда берет с собой кучу компьютерной техники.
— Ты не узнаешь меня, когда вернешься, — заметил Майлз. — Я иду на греблю.
— Какую такую греблю?
— Не какую-такую, а академическую, болван. На длиннющих таких лодках. Бицепсы вырастут — полный отпад.
Питер вздохнул. Майлз недавно увлекся фитнесом и трижды в неделю посещал спортзал, где пыхтел и тягал гири.
— Мне пора, — сказал Майлз. — Семейное время все-таки.
— Семейное время?
— Папа купил кучу настольных игр. Даже не спрашивай. Конец связи!
«Конец связи» было фирменным прощанием Майлза.
Питер положил трубку и услышал, как родители перешептываются в комнате внизу. Он еще не выполнил задание по математике. Собрав волю в кулак, Питер засел за примеры. Квадратные корни, экспоненты и прочая занудная фигня. Работа не клеилась. Он не был математическим гением, к тому же невольно прислушивался к разговору родителей внизу. Наконец ему удалось расслышать, как папа возразил: «Он уже достаточно взрослый, Рори!», а мама остановила, его громким «Тсс!».
Одиннадцать в третьей степени. В его мозгах царила абсолютная пустота. В конце концов он сдался, встал из-за стола и, рухнув на постель, полностью погрузился в подслушивание.
— Это тот шанс, которого мы…
— Я понимаю, но что…
— …Может быть на -дцать лет? А что, если все начнет меняться еще быстрее?
Питер рассматривал соседние здания через люки в потолке. Одно за другим оживали окна квартир, куда после работы возвращались люди. Он любил наблюдать это вечернее оживление — чем-то напоминало появление звезд на ночном небе.
Вернулось то же самое ощущение, которое он испытывал днем. Уголками глаз он почувствовал какое-то шевеление за пределами поля зрения. Будто там маячило какое-то крошечное насекомое, мельтешило крылышками, и он мог отпугнуть его или оставить все как есть. Он замер.
В здании напротив сразу в трех окнах одновременно вспыхнул свет.
— Наверное, ехали в одном лифте. — Пробормотал Питер. Его клонило ко сну.
И затем перед его глазами словно опустили занавес. Уличные огни исчезли, и он уже наблюдал совсем другую картину, словно смотрел кино.
Маленький мальчик в пижаме сидел на кровати и огромными ножницами состригал себе волосы. Рядом с ним на одеяле была развернута упаковочная бумага, словно он только что распечатал какой-то подарок.
Мальчик был полностью поглощен своим странным занятием, его маленькая ручка, сжимавшая ножницы, равномерно двигалась туда-сюда. Ножницы выглядели острыми, а мальчик, видимо, не придавал никакого значения тому, что щелкает ими у самого уха, рискуя порезаться. На вид ему было не больше четырех.