— Я не могу слышать, что ты говоришь, — сказал он щенку, который перевернулся на спину. — Но надеюсь, что ты смеешься.
Вскоре показалась Дексна. Она шагала по песку, сжимая под мышкой книгу. Питер положил щенка назад к его маме и встал.
Дексна кивнула. Питер знал, что она разговаривала очень с немногими, и был благодарен, что она вообще с ним беседует. Он не знал, смог ли бы выдерживать ее присутствие в полном молчании.
Она сняла свою ярко-зеленую накидку, подобрала юбки и села рядом. Значит, приехала на санях-салазках, тут же поправил он сам себя. Как сказала Тиа, никто не ездит на коньках в юбке.
— Давай начнем. — Дексна улыбнулась ему. У нее была очень теплая улыбка. Эта улыбка сочеталась и с ее глазами, и с одеждой.
Питер кивнул и на мгновение закрыл глаза. Потом медленно раскрыл их.
— Посмотри на главный дом, — сказала она. — Ты видишь вешалки для упряжи на карнизе?
Он уставился на главный дом, двери которого, ведущие к песочной площадке, оставались широко открытыми. Внешние двери, обращенные к Главной дороге, были закрыты. Их всегда закрывали, когда здесь был Питер.
Вдоль потолка главного дома проходил гладкий деревянный карниз. «Наверное», — еще один фрагмент китобойного судна — подумал Питер. С крючков и гвоздиков карниза свисали всевозможные вещи: инструменты, световые сферы и сумки-авоськи.
— Я вижу.
— Один из гвоздиков отличается от остальных, — сказала Дексна.
Вот и задание. Питер старался смотреть спокойно, не уводя взгляд в сторону и не моргая. Вскоре началось едва заметное движение на границе поля зрения. Вначале оно было едва заметным. Он ждал.
Появилось мерцание, похожее на накладную линзу, и двинулось к тому месту, на котором он сконцентрировал взгляд. Деревянный карниз. Гвоздики на нем. Все вокруг них стало покачиваться и извиваться, будто он смотрел сквозь источник сильнейшего жара. Невидимое пламя.
И тут в поле его зрения показался Долан со стопкой тканых полотенец в руках. Взгляд Питера невольно переключился на него на мгновение. Шевеление исчезло. Он моргнул и вздохнул. В конце концов, у него хотя бы не начался приступ головной боли.
— Долан вошел.
Дексна кивнула.
— Я просила его походить немного вокруг. Ты должен приучиться не отвлекаться на все подряд.
Питер начал заново. В этот раз все получилось быстрее. Меньше чем через полминуты он смотрел на волокна в деревянном карнизе. Слишком близко.
Уменьшать масштаб было очень сложно. Это вызывало боль под веками, словно он слишком сильно пытался закатить глаза. Он отводил взгляд подальше от волокон, пока не увидел гвоздик, затем два, а потом и три. Он мог разглядеть растянутый материал, из которого сшиты упряжи, и пятна пота, оставшиеся от животных.
Он принялся внимательно разглядывать гвоздики, все из герметизированного льда. Они серовато поблескивали. Он сдвинул фокус взгляда дальше, как кинокамеру на рельсах, пока в его обзор не попал последний гвоздик. Свет отражался от него так ярко и болезненно, что он не мог поверить, что не заметил его с самого начала. Кто-то регулярно его полировал.
— Последний из гвоздей металлический, — с удовлетворением заметил он. — Латунный?
— Да, — сказала Дексна.
Питер улыбнулся.
— Что дальше?
Дексна вздохнула:
— Я не знаю. Большая часть этого знания воспринималась, как само собой разумеющееся. Давай попробуем еще что-нибудь.
Когда Дексна через час собралась уходить, Питер уже устал. Он чувствовал легкое давление в глазницах, но умудрился не спровоцировать приступ головной боли, что, как сказала Дексна, означало, что он все делает правильно.
Она предложила подбросить его назад в Архив, но Питеру не хотелось возвращаться в духоту и тесноту. Вместо этого он помог Долану загрузить сани мешками еды для чикчу. Мальчики-посыльные развезут их по жилищам чикчу позже. Питер был уверен, что такая работа, как доставка собачьей еды, не является пределом мечтаний, но в тот момент он завидовал этим мальчишкам. Так уж получилось, что Архив и собачий питомник были единственными местами, где ему позволялось находиться. Тиа предложила отвести его покататься на коньках посреди ночи, но Дексна покачала головой.
Когда сани были загружены и подготовлены к отправке, Питер расположился с Сашей в главном доме. Он принялся рассказывать ей про Нью-Йорк: описал свой полуэтаж, где они будут спать вдвоем, и собачью площадку, на которую он станет водить ее каждый день, и перечислил имена собак, живших по соседству и успевших за эти годы подружиться с мамой. Там жила немецкая овчарка по имени Мэгги, которая, по мнению Питера, должна была особенно понравиться Саше. Питер сидел, скрестив ноги по-турецки, и болтал, а Саша прижималась к нему. Он понял намек и почесал ее по грудке.