— После Победы, Лаврентий, возможно и то, и другое. И Молотовск расцветет, и Архангельск наукоградом сделаем. Когда станем сильной державой — богатой державой. Ну а пока… Войну бы нам выиграть, быстрее и с меньшим уроном! Еще что-то?
— Да вот, по объекту «Кукуруза». Копает. Что будем делать?
— То есть как «копает»? Где он ресурсы взял? Мы ж ему отказали. Он что, трудовую повинность ввел, абсолютно незаконно? А финансирование?
— Как ни странно, все законно, товарищ Сталин! Если коротко, то в Среднюю Азию сбежало множество уголовного элемента, «Ташкент — город хлебный». Вот «Кукуруза» и организовал массовый отлов оного с трудовым перевоспитанием. А также договорился с узбекскими и таджикскими товарищами — нет, никакого контрреволюционного сговора, мы все отследили, с кем, о чем, исключительно о посылке этого же нетрудового элемента из упомянутых республик. А заодно устроил облаву на кочевые племена, которые в Туркменистане еще есть, изымая работников мужчин.
— Так он у нас еще одно восстание басмачей спровоцирует! С этим надо кончать, Лаврентий. Постой, а кто составлял и утверждал проект? Инженерные сложности: уклон канала, расход воды, поглощение грунтом, не говоря уже об изыскании трассы с учетом рельефа местности? Я не инженер, но вот по Беломору что-то такое помню. Кто проект делал?
— Мне про это ничего не известно, товарищ Сталин. Как и о существовании проекта как такового.
— Так как же он без проекта, без науки, копает?
— Так и копает. Наверное, по компасу.
— С этим надо решительно заканчивать, Лаврентий. Работы прекратить, незаконно привлеченных разогнать по домам, или что у них там, в пустыне Каракумы. Ну а прочая рабсила… Ты говорил, что тебе она нужна для «Рассвета», сырье копать? Тем более что там недалеко.
Полуостров Мангышлак.
Будущий объект «Ашхабад-49» (добыча урана).
— Становись! Так, бывшие воры, жулики и прочие тунеядцы! Советская власть дает вам возможность своим трудом во благо социализма искупить бесславное прошлое. А первое правило социализма: кто не работает, тот не ест! Что лыбишься, я к тебе обращаюсь, рыло в первой шеренге! Да насрать мне, что ты «в законе», если не будешь работать, как все. Ямы вон там всем видно? У местных это называется зиндан. Вот суну я тебя туда, суток на двое, и жрать не дам! Мало, посидишь еще. И тогда не захочешь работать, сдохнешь, там и закопаем. Поняли, уроды?
Значит, так, вы будете тут работать, строить… В общем то, что Отечеству надо. Приказы инженеров исполнять, как мои. Пререкание, неподчинение, да и просто неусердие — снимается половина пайка. Повторно — в яму! Так что работать по-стахановски, план — долг, перевыполнение — честь! Раньше построите — раньше решать будем, что с вами делать: кто хорошо работал, освободим.
Бежать не советую. Тут на триста километров вокруг ни пищи, ни воды, ни жилья, найдут после кости ваши в пустыне.
Вижу, вопросов нет. По бригадам разбиться! Разобрать инструмент! За получением заданий разойдись. Бегом!..
— Слышь, Седой, ты что, ссучился, что ли? Копаешь, и копаешь. Западло это для вора — по легавской струнке ходить. Вот брошу сейчас и на! Хоть бейте — а работать не буду!
— Заткнись, Ржавый! Понты для девок на хазе оставь. Снимут с тебя полпайки, что делать будешь?
— Ну, как-нибудь с голоду не помру! Кормят тут, смотрю, нормально, и на половине можно на нарах валяться!
— Так норму-то с тебя никто не снимет, Ржавый! И хрен ты на полпайке ее выдашь, хоть жилы рви! Неделя, две, и ты уже доходяга полный, а там и спишут тебя по актировке. Как там в песне: «…начальник, не в силах я норму давать, сказал уркаган конвоиру». А чем кончилось, помнишь: «…ему подписали убытия акт и скинули тело в могилу». И это, если из-за тебя всей бригаде пайку не урежут, а они могут, ну тогда, Ржавый, после отбоя лучше сам удавись, не доживешь ты до утра! Или подыхай, но норму обеспечь, или ты покойник. И никак иначе, поверь бывалому человеку.
— Ой, бля, не могу больше!
— Да заткнись ты, цуко! Конвоир идет!
— Да что он понимает, чурка таджикская! Во, пялится, совсем как человек. Ой! А-а-а! За что бьешь? Фу… ушел… Ох, е!
— Зубы целы? Это ничего, Ржавый, ты Бога моли, чтобы он не доложил. Снимут с тебя полпайки, и привет.
— А я что? Я работаю! Вот нерусь поганая, как дерется больно! А я ведь его помню! На канале он с нами вместе киркой махал. А теперь выходит, нас сюда, а их в конвой? Не ценит у нас власть русского человека, Седой, гнобит почем зря. Ну а эти — небось раньше один халат имел, и тот драный, теперь гордится, что сапоги казенные выдали и винтарь, рад стараться! Таджикоузбек поганый!