Снилась мама в последнее лето перед школой. Мы гуляли в саду около нашего дома. На безоблачном небе ярко светило солнышко. Всё было так хорошо: отличное настроение, смех, большое светлое будущее впереди. Мама пела ту самую песенку, которую я так и не смог вспомнить. И улыбалась. Но вдруг поднялся настоящий ураган. Всё вокруг посерело и поблёкло. За рёвом листвы, стелющейся почти по земле под напором стихии, не было слышно даже собственного крика. Я пытался схватиться за мамину руку, но её уже нигде не было. Ледяной ветер пронизывал насквозь. Попытки добежать до дома были тщетны — упорно приближаясь к зданию, я всё больше отдалялся от него. Выбившись из сил, я упал в какую-то яму и провалился в черноту.
От скачка адреналина резко пришёл в себя. Далеко не дома.
Не представляю, сколько прошло времени, но эти часы казались вечностью. За неимением альтернативы, я сидел на полу и просто смотрел в пустоту, пытаясь стряхнуть с себя остатки сна. Правда, с большим трудом: холод, сырость, практически отсутствие света и дорогие дементоры этому никак не способствовали. Это нервировало. Бы. Если б на это остались силы.
Всё тело жутко ломило. Пришлось подняться на ноги и немного размять затёкшие мышцы. Тяжелая железная цепь тянулась от металлического кольца на правой ноге к стене и ограничивала радиус возможных передвижений приблизительно до одного метра. Вокруг была абсолютная тишина, если не считать звука цепи, задевающей пол. Минут через пять монотонного топтания на одном месте, захотелось разнообразия. Я стал приседать и махать руками, бурча под нос какую-то несвязную чушь.
— Всё. Начинаю сходить с ума, — громко и чётко заявил я сам себе, остановившись. Простояв так несколько секунд, продолжил движение.
О том, чтобы провести здесь остаток своей жизни, думать совершенно не хотелось. Но сдерживать себя было всё труднее, потому что не так уж много видов деятельности предусмотрено в этом месте. Если бы был выбор, я, конечно же, занялся бы чем-то другим, но варианты отсутствовали. Узнать бы, когда будет суд. Тогда я выйду отсюда и сделаю всё возможное, чтобы не вернуться обратно. Но что я могу… Кричать, умолять? Разве что. Разве что кто-нибудь вступится за меня. Скажет, что я невиновен. Да только кто. Нет на этом свете человека, который стал бы просить за Драко Малфоя. Если только мама, но её никто не станет слушать. И учитывая настроения в Министерстве… Гнить мне здесь до конца дней.
К горлу подступила паника, затапливая сознание.
— Так, спокойствие. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Успокойся, Драко, ещё не всё потеряно. Не думай об этом. Просто не думай об этом. Сосредоточься на чём-нибудь другом.
Тоска плотным кольцом сдавила сердце. Я глубоко вздохнул и опёрся рукой о стену. Желудок уже давно настойчиво урчал, требуя внимания к себе, и в тот момент я даже был этому рад. Буду думать о еде. О большом длинном столе со скатертью, заваленном едой, как это бывало каждый день при Дамблдоре. Старые добрые времена… Я промёрз до самых костей, и воспоминания о горячем сладком травяном чае были как никогда кстати.
Интересно, здесь вообще кормят заключённых? Полагаю, что нет. Ничего, Драко, прорвёмся. В конце концов, смерть от голода гораздо лучше вечности, проведённой здесь. Как же повезло этому чёртовому Волдеморту, что он сдох! Почему все вокруг него постоянно страдают? Как было бы хорошо, если бы эта тварь вообще никогда не рождалась на свет. Или умерла в младенчестве, не успев принести никому вреда. Особенно мне. Не хочу страдать. Не хочу быть здесь. Я ведь даже ничего не сделал… Да, принял метку, да, согласился грохнуть старика Дамблдора, попытал кое-кого, но ведь у меня не было выбора. Ни у кого из нас его не было. Да и на убийство я не способен…
А время всё текло и текло. Правда настолько медленно, что я буквально мог чувствовать, как слегка пульсирующий густой вязкий поток распухших мгновений обволакивал каждую мышцу, каждую косточку, каждую клеточку организма. Силы ходить закончились — пришлось снова сесть. От соприкосновения с могильно холодным камнем тело вновь заныло с новой силой, поэтому найти относительно удобное положение в этот раз было нелегко. Я перемещался в пределах своего нового метрового мира, стараясь усесться, но напрасно. Ужасно неровный пол. Наконец, чуть поодаль, но всё ещё в зоне досягаемости, я заметил удобную на вид ложбинку, подполз к ней и лёг на бок. Правда, оковы немного впивались в кожу, даже сквозь ткань брючины, но я едва замечал эту маленькую неприятность.
Тишина опять окутала своим глухим одеялом. Холод костлявой ледяной рукой пробирался сквозь тонкую когда-то белую рубашку. Казалось уже, что замёрзли даже внутренние органы. На общем консилиуме жильцов этой камеры, то есть, — мной, было решено делать всё, что угодно, лишь бы отвлечься. Тем более, что дементоры с фона медленно, но верно пробирались на передний план. В голову просачивались всякие вредные мысли о будущем, и, чтобы заглушить их, я попытался отключиться. На холоде сознание довольно быстро сдалось, глаза закрылись и я провалился в тяжёлый мутный сон.
Даже если что-то и снилось, я этого не помню. Это наверняка большой плюс, потому что помнить совершенно не хотелось.
Не знаю, сколько проспал. Чем дольше, тем лучше, верно? За неимением альтернативы, я лежал на холодном сыром полу и просто смотрел в пустоту, пытаясь не разрыдаться от отчаяния. Мыслей в голове не было. Точнее, была, но только одна: «За что?» Вновь и вновь звучал этот вопрос, сначала в эхом в голове, потом шёпотом, почти криком, но ответ не желал находиться. Это нервировало. Бы. Если б на это остались силы.
Всё тело жутко затекло и ломило, но мне было плевать. Тяжелая железная цепь тянулась от металлического кольца, впившегося в кожу на правой ноге, к стене и выстраивая непреодолимую стену моего микромира. Абсолютная тишина вокруг нарушалась только моими всхлипами. Когда я начал плакать?
— Я не смогу, я не смогу, я не смогу… — почти неслышно шептал я сам себе новую мантру.
О том, чтобы провести здесь остаток своей жизни, думать совершенно не хотелось. Но выбора не было. Узнать бы, когда будет суд. Тогда я выйду отсюда и сделаю всё возможное, чтобы не вернуться обратно. А если не получится — убью себя. Или сделаю так, чтобы кто-нибудь меня убил. Способ не так важен, придумаю что-нибудь по ходу дела. Не смогу гнить здесь до конца дней.
Я глубоко вздохнул, приняв решение, и стало легче. Желудок уже давно заткнулся, поняв, что ничего не добьётся. Стало совсем не важным, кормят ли здесь заключённых. Или почему тут так холодно, темно и тоскливо. Зависть к этому чёртовому Волдеморту, а точнее к его смерти, заняла все мысли, заглушив остальные ощущения. Почему все вокруг него постоянно страдают, а он — нет? Сдох себе и радуется. Как было бы хорошо, если бы эта тварь жила вечно. Причём в соседней камере. Также прикованный за ногу к стене, без магии, без шанса выбраться. Замурованный заживо в каменной могиле. Навсегда. Да ради этого я готов сам здесь сидеть ни за что, только зная, что ОН мучается, что ОН в агонии и что эта агония никогда не стихнет. Да, хах…
А время всё текло и текло, также медленно и ощутимо, но привычно, почти не заметно. Силы иссякли окончательно, и я то и дело проваливался в забытье.