— Мы идём.
Верд посмотрел на Брэйва. Тот жестом дал ему понять, что потом объяснит, и мы двинулись в обеденный зал. Там, за столом желудок завывал песни умирающего кита, благо, этого не было слышно за оживлёнными разговорами папы, Брэйва, мамы, Верда и пары родственников, что приехали в гости. Я давилась слюной и апельсином, было стыдно сидеть здесь и тем более есть. Родня это заметила.
— Софочка, дочь, что-то случилось? — спросил папа.
— Ты чего такая тихая? — добавила мама.
— Ничего, — пробухтела я, заканчивая чистить фрукт.
— София, — отец взял меня за руку. — Ты не заболела? Обычно ты такая оживлённая, у тебя прекрасный аппетит, а тут ты уже второй час сидишь тише воды. Да оставь ты этот несчастный апельсин, поешь как следует, что ты хочешь? Сладенькое хочешь? Может, жаркое? Или стейк?
— Я не голодная, не надо, — совсем тихо сказала я, не смея поднимать глаз.
— Я беспокоюсь, как ты себя чувствуешь? Давай я сейчас позову врача, и мы всё исправим! Брэйв, ну-ка честно, её опять продуло? Она снова спала с открытым окном? Софочка, милая, ну хоть кусочек съешь. Совсем ведь исхудала, бедняжка.
Он издевается?! Я встала из-за стола, впихнув апельсин в карман. Папочка тоже подорвался и вскочил.
— Ешьте без меня, я пойду посплю.
— София, я же…
— Дарон, — прервала его мама.
Она что-то зашептала, после чего папа вздохнул и сел на место. Я же покинула обеденный зал, вернулась в свою спальню и там свалилась на кровать, тихо себя ненавидя. Затем снова подошла к зеркалу, сняла пижаму и стала себя рассматривать. Ну просто пипец. От сотни меня отделяет несчастных десять килограмм, после чего я смело перевалю эту запретную черту и стану как отец. Он конечно часто шутил, что его большой живот унаследовал скорее первенец, Верд, поделив напополам со вторым сыном, Дару, и что мне такая радость не досталась, но видимо, я на пути к исправлению сей генетической оплошности. Какой же пиздец, какая я огромная. Ради интереса я подпрыгнула. Грудь колыхалась конечно сильнее, чем жирок на всём теле, но страху и противности это тоже нагоняло. Почему я раньше не замечала, какая стала жирная? Почему мне раньше в голову не приходило взвеситься? Почему я ем так много и не обращаю внимания? Господи, в какой же я жопе. Большой и толстой, как и я сама. Пиздец усиливался от того, что Брэйв пару лет назад активно ходил в зал и накачал шикарные кубики пресса, и тут рядом я такая булка из желе стою. Я подошла ближе к зеркалу и стала рассматривать лицо. Зелёные глаза, рыжие волосы, редкие ресницы, бесформенные брови, тонкие губы, пухлые щёки, такой же подбородок, нос с горбинкой… фак, ну офигеть теперь, у меня ещё и прыщ… фу блин, мерзость, не могу больше на себя смотреть. Я залезла обратно в пижаму, зеркало завесила куском красной ткани, а сама села в углу. Я очень толстая, страшная, без бровей и ресниц, но зато с прыщом размером с Юпитер. Как там Пушкин писал? «Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит»? у кого звезда, а у кого вот эта красная херовина, как будто индианка замуж вышла и ей в знак начала семейной жизни красную точку на весь лоб нарисовали. Ещё и живот как у беременной, и эти дебильные бёдра. Я такая мерзкая и противная, как меня все терпят?
====== Конфликт ======
В спальню вошёл Брэйв. Он подошёл ко мне и опустился рядом.
— Я и не подумал, что ты станешь так сильно загоняться.
— Не смотри на меня, я слишком жирная, — я сильнее натянула на голову капюшон.
— Софа, ну, ты довольно пухленькая, но не надо так себя гнобить. За пару месяцев жирок уйдёт, вот увидишь.
Я не ответила. Я молча глотала горечь в глотке, стараясь не дать животу урчать громче голоса парня. Получалось плохо. Брэйв положил ладонь мне на пузо и слегка погладил.
— Принести тебе поесть?
— Не надо. — я убрала от себя его руку. — Не трогай пожалуйста, мне и так стыдно.
Он вздохнул.
— Тебе всё равно нужно есть, иначе сил совсем не будет.
— От голода я ещё года три не умру, обойдусь. — я начала вставать и поплелась в ванную. Там я выкрутила наполную горячую воду, села под душ и взялась за голову, глотая горечь и тихо плача от обиды и злости на себя.
Прошло два месяца. За это время я несколько раз ломала себе руки на беговой дорожке, ибо кто-то постоянно падает, пережила шесть срывов на диете, в последние три меня ловил Брэйв у холодильника, и моя самооценка пробивала дно, ну и нельзя не вспомнить замечательную историю о том, как я попробовала качать пресс, а потом неделю не могла самостоятельно встать с кровати. О своих проблемах, уж тем более о том, что мне на них указал собственный парень, я никому не рассказывала, из-за чего родители усиленно пичкали меня едой, а папа и вовсе решил, что у меня токсикоз, потому что я раньше в здравом уме в сторону редиски и шпината даже не смотрела. Собственно, после его подозрений о том, что я залетела, я ещё сильнее возненавидела себя, хоть отец и говорил, что решил так из-за новых пристрастий, а не из-за надуманных изменений в обширности фигуры. Да и вообще, как он сказал: “Мне ли кого-то в полноте упрекать?”. В колледже мы часто виделись с нашими общими кентами, а подружившись с новеньким, Рафаилом, и с ним тоже. Я даже слегка разочаровалась, когда узнала, что он не лорд. Он высокий, статный, импозантный, красивый. Вполне тянет на представителя благородной династии. Полнота ему шла, он выглядел очень милым и мягким. По характеру. Впрочем, и на ощупь тоже. Стыдно признаваться, но мне кажется, что одной из причин того, что мы с ним дружимся было то, что на его фоне я себя не такой жирной чувствую. Блин, какая я мерзкая, меркантильная, лживая, корыстная и просто сука.
Сегодня после занятий Брэйв и я шли по коридору. Он вдруг остановился и повернул меня к себе за плечи.
— Соф, нам надо поговорить.
— Здесь? Что-то случилось?
— Я… послушай, эм, я думаю… давай расстанемся?
Я замерла. Вот он, день моего падения на самое дно.
— Потому что я толстая?
— Я не буду говорить причину.
— А она не очевидна? Хорошо, давай. Всё, мы официально расстались.
— Софа, ты хороший человек, правда, но ты не для меня. А я не для тебя.
Я сглотнула ком в глотке. Вот фак, сейчас заплачу.
— Давай честно. Это из-за того, что я растолстела.
Он промолчал, смотря мне в лицо. Тихо, спокойно, не будем закатывать истерики прямо посреди коридора. Сейчас просто пойдём домой, там закроемся и поревём как следует. Так, чтобы потом под шумок сдохнуть от обезвоживания. Я поджала губы.
— Ладно. Пока.
— Пока, — Брэйв убрал от меня руки. Я только сейчас поняла, сколько брезгливости было в его касаниях.
Я развернулась и быстро направилась к выходу, шмыгая носом. Там, на лестнице я столкнулась с Рафаилом и Амнерис.
— Софа! — улыбнулась блондинка. — Нашлась. А где Брэйв? Я хотела вас всех в кафе затащить, там сегодня… что случилось? — она подняла моё лицо и увидела блестевшие глаза от слёз.
— Ты чего? — обеспокоено добавил Раф.
Ответить я не смогла, мешала горечь в горле. Я всхлипнула и, отпрянув от подруги, помотала головой и убежала домой. Там, растолкав братьев в коридоре, я ворвалась в свою спальню, закрылась, и заплакала, рухнув на кровать. Как же стыдно, как же мерзко. Смойте меня в унитаз кто-нибудь. Тут ко мне постучались.
— Софа! Софит, открывай! — настойчиво ломился Верд. — Систер, чё случилось?
— Все мужики козлы! — проорала я, всхлипывая и сползая на пол. — Отстань от меня!
Я вру. Мужики не козлы, уж тем более не все. Это просто я слишком жирная и страшная. Раздался голос второго брата:
— Софочка, ты чего? Открой пожалуйста, что у тебя произошло?
— Оставьте меня одну!
— Кто тебя обидел? Хочешь, я ему лицо сломаю?
— Мне сломай! А Верд потом пусть на помойку меня выкинет!
Они ещё что-то говорили и стучались, но я плохо слышала из-за собственных завываний и всхлипов. Потом я подошла к зеркалу. Макияж был размазан по всему лицу, одежда помята, на рубашке вообще пуговица на груди оторвалась и потерялась. Какое я чмо. Шмыгнув носом и вытершись рукавом, я стянула с себя одежду, залезла в свою безразмерную пижаму, и закрыла окно шторами. Включила телевизор и пошла к двери. Едва я открыла, как застала подошедшего отца. Вот блять.