— Нет! — она встала и взяла меня за плечи. — Рафи, Софочка всё придумала.
— И что Софочка придумала?
— Мы прямо скажем папе, что тебя сюда отправили родители, от греха подальше. Частично мы скажем правду, просто…
— Просто мои родители знать не знают, где я и что со мной, а от правды останется только то, что я ехал с вами от лорда Глейгрима.
— Ну, этого достаточно! Южане не любят ссор и разборок, и папа тут как бы в гостях, он не станет тебя убивать.
— А бить?
— И бить. И даже матом крыть.
— Софа, я тебя люблю. Сильно-сильно, сильнее чем альбатрос любил волну в «Сказках для Каприны», и сильнее чем котлетка любит пюрешку. Ты для меня дороже сладенького, потому что ты и есть самое сладенькое в моей жизни…
— Рафи, господи, — она аж прослезилась. — Рафи…
— … Я всегда буду рядом, моя милая леди Флейм. Я всегда буду видеть твой светлый образ и нежное личико, я навсегда сохраню в памяти наши прикосновения друг к другу. Ты аппетитней, чем шашлык, и слаще, чем какао. Я люблю тебя, моя дорогая…
— Боже, у меня сейчас лицо треснет, милый!
— … Ты прекраснее первой весенней маргаритки, которую нежно ласкает своими лучами солнце… нет, ты и есть моё солнце! И луна, и звёзды, ты мой мир!
— Рафи, моё ты счастье!
— … И поэтому я бесславно сбегу, чтобы лорд Дарон меня не нашёл.
— Мой дорогой, я… стоп… РАФАИЛ!
Я вскочил на потолок, чтобы она меня не прибила, раскусив мой коварный план по обольщению.
— Ах, любовь моя, я только жить хочу!
Но раз отец ваш этим недоволен,
Я жизнь самоубийством завершу
Когда-нибудь. Теперь бежать я волен.
— Лишь только попадёшься мне, зараза,
Тебя сама в бараний рог скручу,
Прибью, повешу, как достану — сразу!
— Я к вам с вечерним солнцем прилечу! — я жадно поцеловал её сладкие губы, напоследок обласкав плечи и животик, а после трусливо выбежал в окно, слыша обещания, что она меня прибьёт, как только я к ней заявлюсь.
====== Очень сильно жестокая драка ======
По городу я шатался до тех пор, пока не захотел поесть и поспать. Случилось это уже ближе к закату. Так, ну, лорд Дарон скорее всего уже приехал, и сейчас ест после долгой дороги и ведёт светские беседы с детьми. Скорее всего в коридоре я с ним не встречусь, значит, пора обратно. Но уже через полчаса я осознал, что моему везению не позавидовал бы даже человек, рождённый в пятницу 13-го под лестницей роддома, а перед акушеркой, что несла его взвешиваться, пробежало стадо чёрных кошек. А всё почему? Правильно, потому что я не то, что встретился, я врезался в отца Софы, когда он выходил из-за поворота.
— Простите! — выпалил я, судорожно подтягивая брюхо и одёргивая свитер.
— Смотри, куда ид… — он поднял голову и увидел меня. — ТЫ?!
Софа, пожалуйста, пусть на моей могиле будет эпитафия: «Он был влюблённым имбецилом»!
— З-здравствуйте, милорд Ф-Флейм, — заикаясь сказал я, отшагнув от него.
— Ты откуда тут взялся, советничек?!
— Й-я… я… м-меня отправили родители… — мямлил я версию, придуманную Софой. — П-подальше от угрозы…
Он помолчал. Лорд рассматривал меня, и лицо его начинало краснеть от злости. Мне кажется, он сейчас меня натянет. Он вдруг глубоко вдохнул, выдохнул, и перестал внушать ужас своими недовольными глазками.
— Узнаю, что ты снова к моей дочери лез — накажу. — спокойно произнёс лорд Флейм.
— Не узнаете, — сказал я, словив его готовый сжечь меня взгляд. — Ой, т-то есть… я н-не в том смысле, милорд, й-я хотел сказать…
— Ты меня понял? — прервал он моё жевание соплей.
— Д-да, сэр.
— Молодец.
И он пошёл дальше по своим делам. Я же схватился за сердце и пополз в свои покои. Мне сейчас страшно было даже думать о том, чтобы к Софе заглянуть. Он меня ненавидит. С одной стороны то, что мы теперь живём в одном замке — даже хорошо, у меня есть шанс наладить с ним отношения… в теории… но с другой стороны я его боюсь, боюсь потерять Софу, боюсь, что он найдёт родителей и силой вышвырнет меня домой, боюсь что если он меня и не убьёт, то побьёт точно… я очень многого боюсь. Я никогда не отличался храбростью, но таким трусом я себя не помню. Признаюсь, я — юноша впечатлительный, застенчивый и ранимый, но я не боялся раньше всего и вся. Любовь заставляет бояться потерять дорогого сердцу человека. И от этого вытекают остальные страхи. Скажи я Софе, что боюсь даже одним воздухом с её отцом дышать, как она отреагирует? Наверно улыбнётся, засмеётся, потом нежно обнимет меня, приласкает и зашепчет: «я люблю тебя, мой пончик. Даже если отец против, всё равно люблю». Я невольно улыбнулся, представляя это, и завалился к себе в комнату. Закрылся изнутри и посмотрел в окно. Здесь, на юге красивые закаты. Заставляют смотреть на них и думать о чём-то хорошем. Я так люблю тебя, моя милая леди. Когда с Холдбистами всё закончится, когда снова станет спокойно и мирно, я приду к тебе одной светлой лунной ночью, тихо постучусь в окно, ты откроешь, поцелуешь меня, и потом мы убежим. Далеко-далеко. Где нас не найдут ни проблемы, ни обязанности, ни родители. Где ты будешь в кигуруми-панде, пухленькая и хорошенькая, где я буду ласкать и целовать тебя без страха, что нас застанут.
Вскоре стало темнеть. Я успел заскучать по своей булочке, и только собрался идти к ней по стене замка, как ручка двери стала дёргаться. Это чё? Я подошёл и открыл. В меня упёрся лбом Верд. Я не успел удивиться, откуда он тут, гипотеза о его прибытии вместе с отцом позже посетила мою голову, как учуял запах алкоголя.
— Ммф… Раф? — он схватил меня за бока, чтобы не шататься.
— Ты чё делаешь? — выпалил я.
— Это ты чё в моей комнате делаешь?
Боже, как от него разит, какой же он пьяный. Я взял его за плечи, отстраняя от себя и своих боков, трогать и мять которые имела право только Софит, и легонько тряхнул.
— Верд, трезвей, это моя спальня уже два месяца. Ты наверное перепутал.
— Я трезвый! — он отмахнулся от меня и шатаясь решил стоять сам. Хватило его на пять секунд, после чего он опёрся рукой о стену. — А ты чё тут делаешь?
— Живу.
— Спишь с моей сестрой?
— Ч-чё?!
— Спишь с моей сестрой, или нет?! — рявкнул он, схватив меня за грудки и прижав к себе.
Господи, спаси!
— Верд, от-отпусти меня!
— Значит спишь, — он замахнулся.
— Стой!!! — крикнули пара чьих-то голосов.
— Сука!
— Подожди! — вскрикнул я, вырываясь.
В следующий миг я ощутил сильную боль на всей левой части лица, и чуть не свалился, чудом удержав равновесие. Из глаз искры сыпались, я одной рукой держался за лицо, а второй за дверной косяк. Бляха, как же больно. Я слышал топот, выкрики и касания себя за плечи, руки и живот.
— Рафаил? Рафаил, посмотри на меня. Давай-давай, убери руку.
Мою ладонь отняли от лица, и я увидел перед собой лорда Дарона, который меня рассматривал. Верда тащили куда-то Дару и Клейс, пока тот матерился. Сзади меня кто-то держал за бок и брюшко.
— Ох… чёрт, извини его, — сказал лорд. — Очень больно?
— Проживу, — шикнул я.
— Шатаешься, сильно ударил. Сядь, посиди, я врача позову.
— Не надо, — я снова взялся рукой за скулу и глаз. — Ссс… фак.
— Сейчас приведу, сиди.
Он закрыл дверь, а передо мной из-за спины выскочила Софит. Ахнула.
— Господи! Рафи, милый, как ты? Мой бедный, садись-садись, я полечу тебя.
— Ты откуда тут? — опешил я.
— Мы с папой и Дару шли по комнатам, услышали оры Верда, видим, он тебя бить собирается. Дару к нему рванул, но не успел. Боже, за что он тебя? Хотя нет, не говори, он пьяный был… сука, я ему лицо откушу. Рафи, малыш, пожалуйста сядь. Я тебя вылечу.
— Не вылечишь. У тебя моя магия, а себя я лечить не могу. — я сел на кровать, шипя и постанывая.
— Блять… дай посмотреть, сладенький. Я только посмотрю, трогать не буду, честно-честно. Маленький, сладенький, вкусненький, покажи.
Я убрал руку. Софа икнула.