Я сглотнул. Слишком вкусно пахнет. В брюшке настойчиво урчало. Желудок подмывал меня вкусить хоть немного вкусненького, пока Софы рядом нет. Я прямо слышал: «Ну же, только глянь на пирожные. Как они на нас смотрят, а? Давай, скушай парочку, и мяска жареного немного. И зашлифуем это парой-тройкой десятков суши. Софочка не видит, давай скорей».
— Мы… понимаете… — замямлил я, чувствуя, как краснеют щёки.
— Пока не понимаем, — сказал лорд, кусая мясо. — Ну?
— Тут такое дело… мы как бы на диете.
Верд аж поперхнулся. Лорд Дарон уставился на меня непонимающим взглядом.
— Чья это идея была? Твоя или Софы?
— Да мы как-то вдвоём придумали.
— Фигню вы придумали. На какой диете? Два ребёнка ещё, куда вам худеть?
— Лорд Дарон, вы простите конечно, но когда отдышка на третьем этаже появляется, а во время бега колет бок и сердце, по-моему уже пора, нет?
— Ну во-первых, есть лифт. Во-вторых, если колет, то не бегай. Ходи спокойно, как все нормальные люди.
— Да я не о том, — застонал я.
— А о чём? Ради чего вы вообще это затеяли?
— Ну потому что вредно это для здоровья.
Оба Флейма усмехнулись.
— Скажем? — посмотрел на отца Верд.
— Давай, говори.
— Полнота и означает здоровье.
— Нет, вы не поняли, — терпеливо объяснял я. — Лёгка полнота, а не как у меня.
— А как у тебя? Ты в нашу семью вполне вписываешься.
— Да вашего дедушку всё равно никто не переплюнет, — вздохнул лорд Дарон, улыбаясь своим воспоминаниям. — Он был сильно похож на Ренуара.
— Кто звал меня?! — Первый ворвался в зал.
Я от испуга случайно чуть со стула не свалился.
— Иди сюда, тут Рафаил с Софочкой худеть вздумали, — подозвал его лорд.
— Что вздумали? Когда? Зачем, а главное нахрена?
— Я сейчас уйду, — шикнул я.
Тут ворвались девочки. Обе безудержно улыбались. Софа глянула на Мэхиген, налетела на брата и стала его расцеловывать.
— Братик, поздравляю! Верд, теперь ты окончательно взрослый!
— На пару децибел тише пожалуйста, — сказал парень, пытаясь унять поцелуи сестры. — О чём ты? Что такое?
— Дарон, ты станешь дедушкой, — улыбнулась Мэхиген, кусая яблоко. — Верд, любовь моя, а ты папашей.
— Ч… ты… я… а?
— Наконец-то! — обрадовался Дарон, вскочив с места и рванув лобызать невестку-бабушку-пращура в губы и щёки. — Верд, сынок, какое счастье!
— Иди сюда!
Верд подлетел к жене, подбросил её в воздух, поймал и сильно обнял.
— Я назову его Верд-младший.
— Я не позволю тебе так ребёнка называть.
В общем, пока семейство Флеймов радовалось пополнению, я задумчиво смотрел на Софочку и думал. Интересно, а если у нас с ней тоже ребёночек будет, как все отреагируют? Впрочем нет, нам детей нельзя. Мы сами ещё как дети. Да и не хочу ни я, ни Софа. Завести ребёнка — значит отдать большую часть жизни воспитанию, ограничению себя во всём, жертвам. И что мы дадим ребёнку? Я не лорд, а Софа хоть и дочь правителя рода, она сама не правит. Если я захочу стать равным ей, то должен буду согласиться продолжать её фамилию, женившись на ней. Я не хочу жениться. Я хочу любить её. Да и если поприкалываться захочется, я за беременного на седьмом месяце всегда сойду.
Вечером Софа притащила в спальню несколько бутылок ряженки и кефира. Напившись всего этого и перебив аппетит, мы улеглись на кровать.
— Как ты? — спросила она, гладя мне живот. — Брюшко сильно болит?
— Брюшко хочет кушать. — вздохнул я жалобно, массируя область желудка её ладошкой.
— Бедняжка голодненький, — Софа положила мою голову себе на грудь. — Потерпи совсем немножко, пожалуйста. Ты сильный, ты сможешь. Ты же справишься, кругленький?
— Куда я денусь? — я уткнулся ей в грудь лицом. — На тебе очень удобно грустить.
— Ну грусти на мне, мой вкусненький пельмешек, — посмеялась Софочка, гладя меня по макушке. Она помолчала, о чём-то думая. — Рафи.
— Да, милая?
— Я люблю тебя. Сильно-сильно.
— И я тебя люблю, пышечка. — я чмокнул её в пузико.
— Не смущай.
— Я не смущаю. Я ласкаюсь.
— Ты смущаешь меня ласками.
— Ну, значит сегодня мы меняемся местами, моя кругленькая.
Софа закрыла лицо руками, пытаясь спрятать красноту. Усмехнувшись, я улёгся и повалил её рядом.
— Пышненькая, мягонькая, сладенькая, толстенькая…
— Вот так не надо. Как угодно, но не последним словом. И не однокоренными.
— Почему?
— Ну потому что… ргх, фиг с ним, «толстенькой» можно иногда, потерплю. Но только не «толстушечкой».
— Почему? — повторил я, взяв её руку.
— Бесит это слово. — она покраснела.
— Бесит, или стыдит?
— Всё вместе.
— Соф, ты пухленькая. Это тебя красит. И я тебя такой очень ценю, люблю, и хочу. Ты желанная, красивая и женственная. И особенно тебя красят они, — я легонько пожмякал жирок на её бёдрах, — и она, — я поцеловал её грудь.
Она раскраснелась ещё сильнее.
— Ещё, — она накрыла мои руки на своих бёдрах, касаясь больших пальцев, которыми я несильно надавливал ей на низ пухлого животика.
— Хорошо, — улыбнулся я, начиная мять её жирок. — Толстушечка.
— Раф. Укушу.
— Ладно, пампушечка.
— Так лучше.
Я чмокнул её в низ живота, обнял и улёгся набок, выключив свет.
— Доброй ночи, булочка.
— Доброй ночи, пончик.
Прошло три недели. Мы с Софит честно сидели на диете, ограничивая себя во всем. С нагрузками были аккуратнее, потому что сердечко у меня и без того не особо выносливое. В основном мы много гуляли пешком и по лестницам. Не спеша. Этим утром, шёл дождь, мне захотелось уюта, и когда я застёгивал на себе пижаму-панду, я заметил, что ткань почти не давит мне в боках и в животе, а пуговки не натягивались, а застёгивались весьма спокойно. Я схуднул? Я подошёл к зеркалу и стал себя рассматривать. Гм. По внутренним ощущениям я почти ничего не замечаю, и измений во внешности вроде нет. Разве что, голод был уже не такой сильный, я немного привык к траве, корнеплодам и кефиру на ночь. Из душа вышла Софа.
— Ой, а кто это тут такой хорошенький?
— Вот вам легенда о кунг-фу панде, — ухмыльнулся я, повернувшись к девушке.
— Хех. Так, погодь, бочком повернись.
Я повернулся. Софа улыбнулась и обняла меня.
— Ты похудел, пухленький. Пижама хорошо сидит. Не жмёт?
— Нет. Я сейчас, — я подошёл к весам. Встал на них. А затем комнату пронзил мой счастливый ор. — ДААААААААА!!!
— Минус уши, — пискнула Софит. — Сколько, дорог… мм…
Я не дал ей договорить, заткнув поцелуем, подхватил на руки и стал кружиться по спальне.
— А я теперь худой! Минус восемь кило!
— Сколько?!
— Я теперь сто сорок восемь, прелесть моя! Я твой стройный распрекрасный принц!
— Офигеть, я так за тебя рада! — она стала целовать моё лицо. — Я так тобой горжусь, мой дорогой!
— Так, теперь ты.
— Нет, стой, отпусти!
Я поставил её на весы. Софа зажмурилась, а я улыбнулся и крепко чмокнул её в щёчку. Она была с сотню, сейчас девяносто шесть. Моя пышечка полегче, чем я, с неё жирок сходит медленней, поэтому и скинула она меньше.
— Сколько?
— Нисколько, ты не изменилась.
— Слава богу, — выдохнула девушка, обняв меня.
Я поднял её на руки с весов, и снова крепко поцеловал. Она ведь думает, что на килограмм полегче, и если увидит нынешнюю цифру, решит, что потолстела.
— Я очень тобой горжусь, любимый мой, — шептала Флейм.
— Спасибо, дорогая. А теперь, — я взял её руку, — не отметить ли нам сие прекрасное событие плотным завтраком?
— И таким же плотным обедом и ужином, — кивнула Софа и улыбнулась. — Пойдём, покушаем. Я уже совсем без жареного мяса извелась. А сладкое… боже, я хочу пирожные с бананами!
— Пошли скорее, пышечка!
— Секунду! — она шустро оделась в свою пижаму-панду. Потом прильнула ко мне и слегка подтолкнула бёдрами к двери. — Пойдём за вкусняшками, мой милый медвежонок.
— Пойдём, моя любимая мягкая медведица. — я подхватил её на руки и понёс.