Он играл очень осторожно, сначала медленно, постепенно переходя к быстрым пассажам, и снова очень мягко и нежно. Пол играл «Зеленые рукава», популярную старинную песню, известную с шестнадцатого века. И Уилл стоял, пригвожденный к полу не только прекрасной старинной мелодией, но и звучанием самого инструмента. Эти звуки напоминали ему о той далекой, ускользающей, чарующей музыке, которую он слышал каждый раз, когда в его жизни происходили важные события. Что это за флейта, на которой играет его брат? Принадлежит ли она миру Носителей Света? Была ли она магической, или она сделана обычным человеком и лишь подражает тем волшебным звукам? Он вынул руку из щели в стене, и она мгновенно закрылась. Опустив Деревянный Знак в карман, мальчик обернулся и растворился в музыке.
Но внезапно он окаменел.
Пол играл в дальней части зала около шкафа. Мерримен стоял, повернувшись спиной к центру зала, положив руки на стеклянные дверцы шкафа. Но сейчас в комнате появились еще две фигуры. В проеме двери, через которую они вошли, стояла Мэгги Барнс и смотрела не на Уилла, а на Пола с выражением чудовищной враждебности. А совсем близко к Уиллу, в том месте, где раньше была дверь в старую библиотеку, возвышался Черный Всадник. Он застыл на расстоянии вытянутой руки от Уилла, как будто музыка заморозила его в движении. Его глаза были закрыты, губы бесшумно шевелились, вытянутые вперед руки, казалось, угрожали Полу, а сладкозвучная неземная музыка продолжалась.
Внутреннее чутье, приобретенное в процессе обучения, подсказало Уиллу правильный ход: он немедленно воздвиг стену противодействия вокруг Мерримена, Пола и самого себя, так что две фигуры из Тьмы были отброшены назад силой этой стены. Но в то же время мальчик громко крикнул: «Мерримен!» Музыка тут же прекратилась, и оба, Мерримен и Пол, встревожено обернулись. Уилл понял, что совершил ошибку. Он мог позвать Мерримена мысленно, как это делали Носители Света. Но он поступил опрометчиво, выкрикнув его имя вслух.
Всадник и Мэгги Барнс мгновенно исчезли. Пол очень встревожился:
— Что случилось, Уилл? Ты поранился?
Мерримен быстро и учтиво произнес из-за его плеча:
— Я думаю, он оступился.
И Уиллу пришлось изобразить на лице гримасу страдания, согнуться, словно от боли, и схватиться за локоть.
Послышались шаги бегущего человека, и Робин ворвался в зал из коридора, а за ним следом и Барбара.
— Что случилось? Мы слышали ужасный крик… — Робин посмотрел на Уилла и в недоумении замедлил шаг. — С тобой все в порядке, Уилл?
— У-у-у, — простонал Уилл, — я, у-у-у, я ударился локтем. Извините. Ужасно болит.
— Ты кричал так, будто тебя убивают, — укоризненно произнесла Барбара.
Уилл опустил руку в карман и проверил, цел ли третий Знак. Ему было очень стыдно, и он не знал, как себя вести.
— Простите, что испугал вас, — дерзко сказал он, — но я жив, и все в порядке. Я просто ударился и закричал, вот и все. Мне жаль, что вы напугались зря. Нет причин для такого переполоха.
Робин пристально посмотрел на него:
— В следующий раз я не побегу спасать тебя по первому твоему зову, — произнес он сухо.
— Вспомни о мальчике, который кричал: «Волк!», — процедила сквозь зубы Барбара.
— Я думаю, — мягко проговорил Мерримен, закрывая шкаф и поворачивая ключ в замке, — мы все должны пойти и спеть мисс Грейторн еще один гимн.
Забыв о том, что он просто дворецкий, они все почтительно пошли к выходу из зала под его присмотром. Уилл обратился к нему, на этот раз мысленно, не произнося ни слова:
— Но мне надо поговорить с вами! Всадник был здесь! И ведьма!
Мерримен передал ему свою мысль:
— Я знаю. Позже. Тьма может слышать даже такие разговоры, помни.
И он пошел дальше, оставив Уилла дрожать от гнева и тревоги.
В дверях Пол остановился, крепко взял Уилла за плечо и посмотрел ему в глаза:
— С тобой правда все в порядке?
— Правда. Извини за шум. Флейта звучала просто классно!
— Да, фантастическая штука, — Пол отпустил его и обернулся, с тоской глядя на шкаф с инструментами. — Я никогда не слышал ничего подобного. И, конечно же, не играл на таком инструменте. Не знаю, Уилл, я не могу описать это ощущение — инструмент невероятно стар, но звучит, будто совершенно новый. А его настройка…
Голос Пола был проникнут каким-то странным томлением, и душа Уилла вдруг наполнилась состраданием, идущим, казалось, из глубокой древности. Он понял, что каждый Носитель Света обречен вечно испытывать нечто похожее: неистребимое, неопределенное устремление к чему-то недосягаемому, к неведомой части жизни.
— Я бы все отдал, — признался Пол, — чтобы однажды обладать такой флейтой.
— Почти все, — мягко поправил его Уилл.
Пол посмотрел на брата с удивлением; и Носитель Света внутри Уилла неожиданно, но слегка запоздало понял, что это были не слова маленького мальчика. Он засмеялся, показал Полу язык и шмыгнул в коридорчик, возвращаясь назад, к нормальным отношениям и нормальному миру.
Они спели «Первую новеллу» в качестве финального гимна, потом попрощались и снова очутились на заснеженной улице, на колючем морозном воздухе, и безмятежная улыбка Мерримена исчезла за закрытой дверью поместья. Уилл стоял на широких каменных ступеньках и смотрел вверх. Небо наконец очистилось от облаков, и звезды сияли, словно стежки огненной нити на черном полотне ночи; все загадочные небесные узоры, которые были тайной для него всю его жизнь, теперь имели бесконечно важный смысл.
— Посмотри, как ярко горят сегодня Плеяды, — мягко сказал он.
Мэри изумленно посмотрела на него и переспросила:
— Что?
Мысли Уилла спустились с неприступных темных небес в маленький, освещенный желтым светом электрических фонарей мир, где, спев рождественские гимны, Стэнтоны возвращались домой. Он шел среди них безмолвно, как во сне. Все решили, что он устал, но он был погружен в свои мысли. Сейчас у него были три Знака Силы. И еще знания, как использовать дар магии: тысячелетняя мудрость, данная ему в один миг застывшего времени. Он уже не был прежним Уиллом Стэнтоном. Отныне и навсегда он жил по иной шкале времени, чем все, кого он знал и любил… Но он поспешил отвлечься от этой темы и от двух вторгшихся в поместье зловещих фигур Тьмы. Ведь наступало Рождество, необыкновенное, сказочное время для него и для всех в мире. Пока волшебство этого веселого, уютного праздника окутывает мир, его семья и дом будут надежно защищены от всех темных вторжений.
В доме сияла и переливалась огнями елка, музыка Рождества витала в воздухе, пряные запахи выплывали из кухни, а в большом очаге в гостиной корень рождественского полена горел и потрескивал. Уилл улегся на спину на ковер перед камином и наблюдал, как дым тянется вверх по дымоходу. Неожиданно ему очень захотелось спать. Джеймс и Мэри тоже из всех сил старались не зевать, и даже Робин выглядел так, словно у него слипались глаза.
— Слишком много пунша, — сказал Джеймс, когда его братец, зевая, растянулся в кресле.
— Отстань, — любезно попросил Робин.
— Кто хочет пирога? — поинтересовалась миссис Стэнтон, входя в комнату с кружками какао на подносе.
— Джеймс уже съел шесть кусков, — сообщила Мэри с наигранным неодобрением. — В поместье.
— Сейчас будет восемь, — сосчитал Джеймс, держа в каждой руке по куску пирога.
— Ты растолстеешь, — сказал Робин.
— Это лучше, чем уже быть толстым, — с полным ртом ответил Джеймс, уставившись на Мэри, которая в последнее время была очень недовольна своей пухлой фигурой.
Рот Мэри скривился, потом она плотно сжала губы и двинулась на Джеймса.
— Эй-эй-эй, — мрачно сказал Уилл, лежа на полу. — Хорошие дети никогда не ссорятся в Рождество.
И поскольку Мэри была очень близко к нему, он схватил ее за лодыжку. Она свалилась на пол рядом с ним, весело хохоча.