Впрочем, однажды Мише пришлось защищать одно умыкание. Но то был особый, случай. Нона и Шота любили друг друга, а родители Ноны не хотели слышать о браке. Пришлось инсценировать воровство. Как тут не помочь молодой паре? Миша подоспел вовремя: родственники Ноны врывались в комнату беглецов. Момент был острейший.
Послушайте, какой вам смысл колотить собственного зятя? Миша оттеснял напиравшую толпу. Они распишутся в загсе, и вам будет стыдно...
И погасил драку. Потом он ездил в Кутаиси, к отцу и матери невесты, улаживать скандал.
Были даже нелепости и несуразности в обычаях. Хотя, как правило, обычай не обманывал, он за блуждался. Происходило это от людской темноты. Подумать только, в конце прошлого столетия из тысячи местийцев грамотных было только тринадцать, из тысячи мулахцев восемь, из тысячи латальцев два; в Лала и Ленджери ни одного. До семидесятых годов прошлого века здесь не было ни одной школы ни сельской, ни церковно-приходской. Правители царской России не спешили образовывать горцев. Но пришли новые времена, и Появились школы много школ. Сейчас. Сванетия Имеет самый высокий уровень образованности в Грузии.
Народ и прежде стремился освободиться от нелепых обычаев. Знания ускорили этот процесс.
Уже забыл, когда мужчины бегали на утренней зорьке в одну из недель голыми вокруг дома приговаривая: «Пусть и вор будет голым, пусть уйдет с пустыми! руками». Слишком наивен был прием, да и надобность в таком заклинании была малая воров в Сванетии почти никогда не было.
Уже не откапывают мертвых из могил в случае дождя в день похорон или на другой день, воспринимая ненастье, как отказ земли принять грешное тело.
Уже не выскакивают с ружьями в момент солнечного затмения и не палят в небо, отпугивая пожирателя солнца, стало ясно это явление.
Уже не устраивают по себе прижизненных поминок, чтобы гарантировать их размах чем лучше поминки, тем лучше отлетевшей душе, заодно воочию увидеть, кто по тебе более убивается, а стало быть, и более любит, и успеть сделать до смерти нужные распоряжения.
Почти изжит обычай кровной мести.
Почти не навязывают молодым женихов и невест. Возможно, со временем еще что-то отпадет, но хорошее и ценное, составляющее золотой фонд народа, сохранится.
...Весь май он провел в поездках по селениям и ущельям: выбирал места для будущих горных хижин. Он мечтал сделать Сванетию альпинистским раем.
Трагедия поражения
После тщательной подготовки ему удалось в начале августа провести массовое восхождение на Северную Ушбу. Вершину штурмовали сорок пять альпинистов из Тбилиси, Кутаиси, Сванетии и других мест Грузии. В основном молодежь: парни, девушки. В знак особого расположения Миша удовлетворил просьбу семидесятидвухлетнего Алмацгила Квициани, старейшего сванского альпиниста, сподвижника отца, и включил его в группу. Алмацгил жил под Ушбой, но до сих пор не побывал на ней. Разве не обидно? Старик был несказанно рад.
Восхождение прошло удачно и стало причиной больтого праздника в Сванетии. Руководитель штурма, отвечавший головой за каждого, был изрядно измотан.
Вместе с Марленом Ратиани и другими альпинистами Хергиани подготовил путь на Ушбу, массовое восхождение на которую стало праздником Сванетии
Теперь Италия. Доломиты, куда они поедут, имели вершины с отвесными стенами по шестьсот, восемьсот и даже тысяче с лишним метров. Маршруты чисто скальные, то, что надо Тигру скал. Он, конечно, постарается достойно представить отечественный альпинизм, как это делал и раньше. Миша вылетел в Москву.
Однако поездку в Италию советских альпинистов перенесли на следующий год. Почти месячная бездеятельность выбила его из графика нормальных скальных тренировок. Он вышел из формы...
Однако, принимая в октябре старт одиночного лазания -на чемпионате ВЦСПС в Ялте, Миша надеялся выиграть и на этот раз. Он включил все скорости, он рвался вверх, торопил себя. И он был близок к победе, но в самом конце трассы, в каких-то пятнадцати метрах от верха, вдруг почувствовал в боку резкую боль. Взбунтовалась не подготовленная к такой нагрузке печень, раньше он подходил к пику спортивной формы постепенно. В глазах поплыло, ноги стали ватными. Скорость упала каждый шаг давался с невероятным трудом. «Я поднимал свои ноги руками».
Он не был готов к этому старту.
Наверное, серебряная медаль на всесоюзном чемпионате для любого тридцатишестилетнего спортсмена была бы вполне почетной наградой, но для Тигра скал она означала тяжкое поражение. Он увидел в проигрыше не потерю чемпионского звания, это еще можно снести, а нечто гораздо большее: рушилось то, чему он отдавал все свои силы, самую жизнь, рушилась легенда. А с нею это он четко сознавал рушился Он.
Чемпион мог проигрывать, Тигр никогда!
Он уехал в Тбилиси в мрачном настроении. Неприятность одна не приходит. Началась возня с зеркалом Ушбы: как прошел, где прошел, сантиметр влево, сантиметр вправо. Может быть, добрые люди, просто интересовались, где точно проложен путь, но ему почему-то казалось, что к нему проявляют недоверие.
Лично он был рад, что в этом сезоне вновь пройдена восточная стена Северной Ушбы. Почти там, где он мечал пройти в 1964 году (он прошел тогда чуть левее); и собирался подняться в 1965-м. Стену прошла после двухгодичной осады группа Владимира Моногарова. И хотя они лежат рядом, эти два маршрута его и Моногаровский, но второй проложен более по глади «зеркала». Возникал вопрос: считать ли новый путь первопрохождением? Если да, то команда «Авангард» реально претендовала на золотые медали чемпионата СССР по альпинизму. Если же это повторение (пусть даже частичное) пройденного, то успех моногаровской группы мог быть оценен гораздо скромнее. При положительном для авангардовцев решении невольно возникал и второй вопрос: кого же считать первопроходцем «зеркала»? В споре за «зеркальный» приоритет Миша имел отличный козырь: его путь, наверное, единственный в зоне «зеркала», где можно было подниматься свободным лазанием. (Трудность и логичность этого пути подтвердят в 1971 году альпинисты Чехословакии и в 1975 году, украинские альпинисты под руководством Леопольда Кенсицкого.) Все, что правее, требовало индустриального метода, то есть создания многочисленных искусственных точек опоры с помощью шлямбурных крючьев, что с альпинистской точки зрения менее ценно.
На запрос Федерации о новом пути он ответил телеграммой: «Маршрут Моногарова на Северную Ушбу 1968 года лежит правее нашего маршрута. Считаю маршрут Моногарова первопрохождением». Пусть люди получат свои медали...
Не стал он спорить и за «зеркальный» приоритет, тем самым отдав предпочтение команде Моногарова, прошедшей хоть и не намного правее, но более по «зеркалу», чем он в 1964 году. Он сам снял с себя венок и надел на шею соперника.
Боже, как быстро стареет успех! Еще вчера твое достижение было рекордом, потолком, почти немыслимым завоеванием, добытым на пределе человеческих мук, сегодня оно пустяк, а завтра уже забыто. И слава поворачивается к тебе в профиль и того смотри совсем отвернется. Былой триумф? Да был ли он?, Какая, право, тоска...
А он еще надеялся столько сделать. Но кто он теперь без легенды? В чем его полезность, смысл, долг, в чем служение?! Хоть бери и кричи, как пшавеловский Змееед: «Беда мне, я клад потерял!»
Пионер отечественного альпинизма, последняя из могикан просла вленной семьи Джапаридзе, почти святая женщина Грузии, мать всех альпинистов страны, чувствуя психологический надлом Хергиани, поспешила в Москву, в Федерацию. В этой осенней сутолоке, царящей в высшем альпинистском органе, когда решалась судьба медалей чемпионата страны, когда затурканные члены президиума ходили с распухшими головами, когда десятки претендентов толпились у заветных дверей, когда за суетою дел немудрено было забыть или упустить что-то важное, седая Александра просила об одном о поощрении Михаила Хергиани за массовое восхождение на Ушбу грамотой Комитета. Она хотела вернуть ему веру в себя.