– Они твои племянники.
– Вот за них я как раз и пришел поговорить. Именно поэтому ты все еще жива.
– Что с моими детьми, мразь?! – лицо Медины впервые изобразило неистовую злобу, а в глазах загорелся огонь.
– Они в порядке, пока.
– Не вздумай их…
– Нужен твой отказ от престолонаследования Бернарда в мою пользу, торжественно произнесенный перед собранием знати. – Перебил королеву Костакул.
– У тебя все равно ничего не выйдет! Армия тебя не поддержит, дворянство не под…
– Дворяне? – лукаво усмехнулся принц. – Ты серьезно? Они первые переобулись. Треть от их общего числа уже готова признать меня в качестве нового короля. Еще треть признает, как только меня коронуют. Потом – все остальные. А с армией все еще проще: мятежные военачальники умрут, лояльные перейдут на мою сторону. Солдатам, как и народу, всегда было без разницы, кому служить.
– Ты проиграешь.
– Как я проиграю, если я уже выигрываю? Ты обречена. Признай мою власть.
– Я что, похожа на сумасшедшую?
– К сожалению, нет. Но ты похожа на ту, которая любит своих детей.
Костакул вытянул руку в направлении одного из верзил, на что тот вручил тряпичный мешочек для монет Медине. В нем что-то было, и узурпатор настоятельно предложил посмотреть. Королева, развернув ткань, ужаснулась при виде отрубленного детского пальца. В ее широких глазах помутнело, она почувствовала отчетливый приступ тошноты.
– Это, чтоб ты лучше соображала, тупая даннская курица. Бедный малыш Бернард. Такой маленький, а уже страдает за семью и за государство, – издевательски произнес Костакул. – Тебе дается неделя. Посиди, подумай, прими правильное решение, а я обещаю подумать, что делать с тобой и твоим выводком.
Медина яростно возопила. Не имея возможности ударить изменника, она плюнула ему прямо в лицо. Таковым стало ее решение спустя миг, после ультиматума Костакула. К слову, последнему явно не понравилась столь импульсивная выходка. С поразительным хладнокровием вытерев лицо вынутым из кармана пиджака платком, он подозвал охрану к себе, а потом шепотом им дал краткие указания, после чего они набросились на беззащитную узницу. Пока один держал ее, другой наспех расстегивал ремень на штанах и сбрасывал на сырой пол громоздкое обмундирование. Медина сопротивлялась, как могла. Она отчаянно кричала, пыталась вырваться. Ей даже удалось попасть ногой стражнику по лицу. Взбешенный ударом, он быстро отмстил хлесткой пощечиной по щеке, после чего принялся разрывать на ней платье, попутно раздвигая ей ноги.
– Все, довольно. – Приказал Костакул, уставший наблюдать за происходящим. Подобно бойцовским псам, слушающим команды хозяина, стражники тут же отпустили королеву. – Пусть это будет ей уроком. В следующий раз, Медина, я их не остановлю. Более того, они позовут товарищей, и тогда от тебя не останется живого места. Будешь королевой, только в другом статусе.
– Клянусь, я уничтожу тебя. – Узница сквозь зубы проговорила, будто прочла заклинание. В ее голосе больше проступала обида, нежели злость, с которой она еще недавно сокрушалась. Взъерошенные волосы скрывали заплаканное, покрасневшее лицо, а на руках и ногах отчетливо проступали следы от грубой хватки сообщников Костакула.
– Что наши клятвы? Я тоже когда-то клялся в верности королю, – спокойно отреагировал фран, направляясь к выходу. – Неделя, Медина!
Узурпатор вместе с сопровождающими удалился, оставив разбитую горем Медину.
Глава 16
Пять дней прошло с того момента, как королева франов разговаривала с Костакулом. С момента, когда она вообще с кем-то разговаривала. Оторванная от мира, она по-прежнему вынуждена была коротать долгие дни в заточении. Ее «новым домом» стала Гвардейка. Так в народе называли общегородскую тюрьму. Когда-то сие крепкое здание из камня служило в качестве казармы для городских гвардейцев, однако теперь здесь находились преступники. Часть из них отбывала наказание, а другие дожидались приговора суда, суть которого всегда сводилась к двум основным результатам: жизнь или смерть. К последней категории узников относилась Медина. Несколько раз в день ей приносили паек откровенно некоролевского качества: ломоть хлеба, жидковатую пресную кашу, кусок недоваренного мяса и стакан воды. В сочетании со зловонными запахами, доносившимися из туалетной ямы в углу камеры, и без того неважная еда никак не побуждала королеву к употреблению, поэтому Медина вынужденно голодала. Да и не до завтраков ей нынче было. Она, не переставая, обдумывала каждое произнесенное узурпатором слово. Жестокие планы кровавой мести сменялись слезными воспоминаниями о детях, которых мать не видела давно. Она не знала, где сейчас они и что с ними, отчего душу наполняла невыносимая ноющая тревога, которая плавно переходила в истеричную безысходность. Боль временно отступала, когда перед Мединой представало ее прошлое, сотканное из приятных воспоминаний. Единственная отрада, которая у нее оставалась и за которую она цеплялась, как утопающий в болоте цепляется за протянутую спасительную веревку. Это был другой мир, в котором она заботливо поправляет рубашку мужу, играет с детьми в саду, обсуждает с фрейлинами последние придворные сплетни, принимает роскошные балы, присутствует на рыцарских турнирах. Теплые воспоминания. Рай, из которого никто не сможет изгнать. Затем краткосрочные вспышки света угасали, и отвратительная реальность возвращалась. Возвращалась так же, как вернулась бы вонь из туалета после обильного опрыскивания комнаты самым ароматным и дорогим парфюмом, который лишь на чуть-чуть замаскировал смрад. Казалось бы, 5 дней — не такой уж и большой срок, но он казался королеве вечностью, наполненной сердечными терзаниями, сыростью и мраком.