Гравюра изображала просторный зал с высоким потолком. Предметы, выставленные на стендах и в открытых шкафчиках, что стояли вдоль стен, были ограждены веревкой, натянутой между столбиками по пояс высотой. Что это за предметы, было не разобрать. Единственное, что разглядела Эгвейн, – это массивный скелет какого-то животного в дальнем конце зала. Художник не пожалел усилий, расписывая диковину. Судя по костям, животное имело четыре толстенных лапы, но в остальном ничем не напоминало ни одного известного Эгвейн зверя. Если верить масштабу, скелет имел в высоту самое меньшее два спана, то есть был примерно вдвое выше самой девушки. Округлый, низко посаженный череп, смахивающий на бычий, был столь велик, что в нем мог поместиться ребенок, но что чуднее всего – в нем было четыре глазницы. Благодаря этому скелету зал невозможно было спутать ни с каким помещением. Может, Эуриан Ромавни и знал, что это за бестия, но нигде в книге не упомянул об этом.
– Кто вообще такие эти панархи? – спросила Эгвейн, откладывая в сторону увесистый том. – Похоже, авторы этих книг считали, что читателям известно.
– Это правительницы Танчико, обладающие той же властью, что и короли, – пояснила Илэйн. – Они отвечают за сбор податей, таможенных пошлин и прочих платежей, а короли следят за правильным расходованием этих средств. Той, что носит этот титул, подчиняется гражданская стража и все суды, кроме верховного, подотчетного королю. Король, разумеется, командует и всеми войсками, кроме особого, Панаршего легиона. Она…
– На самом деле это для меня не важно, – вздохнула Эгвейн. Она спросила лишь потому, что неосознанно хотела оттянуть предстоящий шаг. Свеча между тем горела, и драгоценное время уходило впустую. Эгвейн знала, как пробудиться и вернуться из сна, но в Тел’аран’риоде время течет по-другому, и за ним так трудно уследить. – Разбудите меня, как только огонь доберется до этой метки, – напомнила она подругам, и те согласно закивали.
Эгвейн откинулась на подушки и уставилась в потолок, расписанный под голубое небо с облаками и ласточками. Но она ничего не видела.
Последнее время ее донимали страшные сны. Снился ей и Ранд. Ранд, ростом с гору, попирал ногами города. Здания рассыпались, и люди, мелкие, как букашки, с криками разбегались в разные стороны. Ранд, закованный в цепи, сам заходился в отчаянном крике. Ранд воздвигал стену, отгораживаясь от нее. Рядом с нею стояла Илэйн и еще кто-то, Эгвейн не разобрала кто. «Я должен построить ее, – приговаривал он, громоздя камень на камень, – и ты меня не остановишь». Но не только Ранд являлся ей в кошмарах. Она видела, как айильцы бьются друг с другом, убивают друг друга и бегут, побросав оружие, словно их охватило безумие. Мэт боролся с шончанкой, набросившей на него невидимые путы. Волк – хотя Эгвейн была уверена, что это Перрин, – вступал в схватку с человеком, лицо которого непрерывно менялось. Галад облачался в белый плащ, напоминавший саван. Снился ей и Гавин, в глазах которого застыли боль и ненависть, и мать, заливавшаяся слезами. Сны были очень яркими, и она понимала: они что-то означают. Но разгадать их значение не могла. И как могло ей прийти в голову, что она сумеет отыскать ключ ко всему в Тел’аран’риоде? Но другого выхода, кроме как отправиться в Мир снов, не было. Не оставаться же в неведении.
Несмотря на нервное возбуждение, погрузиться в сон оказалось не так уж сложно. Эгвейн была измотана до крайности. Всего-то и потребовалось, что закрыть глаза и начать ровно и глубоко дышать. Эгвейн мысленно представила себе тот зал в Панаршем дворце и гигантский скелет. Вдох-выдох, вдох-выдох. Она помнила, как проникала в Тел’аран’риод с помощью каменного кольца. Вдох – выдох, вдох – выдох…
Эгвейн ахнула и отшатнулась, прижав ладонь к горлу. Вблизи скелет оказался еще громаднее, чем она думала, а выбеленные кости – гладкими и сухими. Эгвейн стояла прямо перед ним, с внутренней стороны ограждения из натянутых между столбиками белых шелковистых канатов толщиной с запястье. Сомнений не было – она попала в Тел’аран’риод. Все, что она видела вокруг, было слишком явственным, четким, слишком… настоящим для обычного сна.
Эгвейн открыла себя саидар. Порежь она здесь палец, царапина останется и после пробуждения; но если ее здесь убьют – пользуясь Силой, а то и попросту мечом или дубинкой, – пробуждения не будет. А она не собиралась беспечно подставлять себя под возможный удар.