– Всякая война бессмысленна, – начала было Илэйн, но запнулась, когда до нее внезапно дошел смысл слов Морейн. На ее лице отразились горечь и грусть, но в то же время и понимание. Мать учила ее, что возглавлять страну и управлять ею – не одно и то же, но то и другое – необходимо. И что порой правителю приходится вершить недобрые дела, ибо за бездействие приходится дорого расплачиваться.
Морейн сочувственно посмотрела на девушку:
– Правитель не всегда делает то, что ему нравится. Я полагаю, что, как только ты подросла, мать начала учить тебя всему, что потребуется, когда ты унаследуешь трон. – Морейн выросла в королевском дворце в Кайриэне и, хотя не была наследной принцессой, принадлежала к правящему семейству, а потому, вне всякого сомнения, еще в юности наслушалась подобных наставлений. – И все же порой кажется, что невежество может быть благом, – не легче ли живется простой деревенской женщине, знать не знающей ничего дальше своей межи?
– Опять вы говорите загадками, – презрительно произнесла Найнив. – Прежде я слышала о войнах только от торговцев и не представляла себе, что это такое. Но теперь-то я знаю. Люди убивают друг друга. Ведут себя как звери и действительно звереют. Гибнут в огне пожаров и селения, и фермы, и поля. Голод, разорение и смерть – вот что несет с собой война, не щадя ни правых, ни виноватых. Что в этом мире станет лучше благодаря этой самой войне, Морейн? Чем она чище?
– Илэйн? – негромко обратилась к девушке Морейн.
Илэйн покачала головой. И почему Морейн решила, что растолковывать все это должна именно она? Однако девушка сомневалась в том, что даже ее мать, восседающая на Львином троне, сумела бы сохранить молчание под требовательным взглядом темных глаз Морейн.
– Война все равно разгорится, начнет ее Ранд или нет, – неохотно заговорила она.
Эгвейн отшатнулась и взглянула на подругу с недоумением. Такое же недоумение читалось и на лице Найнив. Но когда Илэйн продолжила, недоверчивость исчезла с лиц обеих женщин.
– Отрекшиеся не станут сидеть сложа руки и ждать. Саммаэль – не единственный, кто в силах подчинить себе целое государство, просто мы знаем лишь о нем. Так или иначе, они выступят против Ранда, и не только самолично, но и со всеми силами, какие смогут собрать. А державы, свободные от власти Отрекшихся, – как поведут себя они? Многие ли возгласят хвалу знамени Дракона, последуют за ним и не покинут его в день Последней битвы? И сколько найдется таких, кто позволит убедить себя в том, что известие о падении Твердыни не более чем вымысел, а Ранд – всего лишь очередной Лжедракон и потому должен быть низвергнут? Решат, что этот Лжедракон очень силен и может представлять для них угрозу. Поэтому-то им и надо выступить против него первыми. Так или иначе, война неизбежна. – Илэйн замолчала. Она знала больше, но не хотела, не могла говорить им об этом.
Однако Морейн не была столь сдержанна.
– Это верно, – произнесла она, – но это не все. – Судя по взгляду, брошенному на Илэйн, Айз Седай догадалась о том, что Илэйн намеренно умолчала кое о чем. – Ничем эта война не лучше всякой другой, за исключением того, что она сплотит Тир вокруг Ранда, а потом привлечет на его сторону иллианцев. Они признают его, когда знамя Дракона будет развеваться над Иллианом. Одно известие о такой победе решит исход войны в Тарабоне и Арад Домане в его пользу. Одним ударом он обретет такую мощь, соберет такое войско, что справиться с ним будет под силу лишь всем народам, объединившимся отсюда до самого Запустения. И тот же удар покажет Отрекшимся, что он не куропатка, ждущая, когда на нее набросят сеть. Это заставит их быть осторожнее, а Ранд тем временем научится пользоваться своей силой. Он должен ударить первым, быть молотом, а не наковальней. – Айз Седай слегка скривилась – воспоминание о Ранде едва не возродило недавний гнев. – Он должен нанести удар! А он чем занимается? Читает! Еще дочитается до куда больших для себя неприятностей!
Видно было, что рассказ о войне потряс Найнив. Перед ней воочию предстала картина битв и разрушений. В темных глазах Эгвейн застыл ужас. Глядя на подруг, Илэйн поежилась. Одна из этих женщин наставляла Ранда, когда он был мальчонкой, другая росла вместе с ним. А ныне ему предстояло разжечь пламя войны. Ему – не Дракону Возрожденному, а Ранду ал’Тору.
Видимо желая перевести разговор в другое русло, Эгвейн задала, пожалуй, не самый существенный вопрос:
– Но как может чтение довести его до беды?
– Он задался целью уяснить для себя, что говорится в пророчествах о Драконе. – Лицо Морейн казалось холодным и равнодушным, но в голосе ее послышались усталые нотки. Ту же усталость ощущала и сама Илэйн. – Вообще-то, в Тире эти писания вне закона, но в особом запертом сундуке хранителя книг находилось сразу девять разных переводов. Сейчас все они у Ранда. Я помянула один подходящий к обстоятельствам стих, и он тут же прочел мне его в переводе с древнекандорского: