Там, где пролетал дракон, никли цветы, насекомые бились друг о друга, как хрустальные шарики, а звери падали замертво, выстуженные до абсолютного нуля. Деревья взрывались разящими осколками, и те, кто не погиб сразу, был убит этими ледяными ножами.
Сама ночь будто переродилась в царство снега и мороза, переполняясь скрученными ураганами, затягивающими все живое в свое нутро. А луна, лишь на миг выглянувшая из-за серебристых туч, казалась рваной, бритой до блестящей, выстуженной белизны, как если бы и она подверглась силе истинного нориуса.
Сам дракон оставался безмятежным, обретшим целостность. Он поглощал живое, не чувствуя вкуса, не чувствуя желания делать это. Даже мысль не цеплялась за его равнодушное нутро. Он просто существовал, как может существовать ничто. Конец без начала. Без потребности чувствовать. Свободная сила бытия.
Только одно смогло потревожить его. Только одна незначительная мелочь на миг привлекла его внимание своим раздражающим уколом в том месте, где у него должно было быть сердце. Дракон увидел далеко позади себя двух женщин, посмевших остаться в живых на его радостном поле смерти.
Они бились друг с другом, и где ступала нога одной из них, неживое оживало, что было неправильно. Он сделал это место своим началом. Он заложил в него первые ростки настоящего небытия, а она посмела его изменить. Посмела восполнить отвратительным цветом, формой и плотностью. Это нельзя было оставить просто так.
Один лишь взмах крыльев – и он оказался прямо над сражающимися, над девушкой, пытающейся белой силой сковать черную жрицу тьмы. Истинное «я» нориуса признало в черной свою неочевидную последовательницу, отчаянно жаждавшую уничтожить мир. А белая была противовесом. Белая была живой и стремилась к жизни. Поэтому проигрывала. Нужно было лишь подтолкнуть его жрицу, чтобы возмутительница спокойствия исчезла навсегда, и он смог вобрать в себя весь мир.
Однако та поступила неожиданно, когда он направил к ней несколько нитей в помощь. Она отрезала их своими могильными клинками. И, будто только заметив его на небосводе, извернулась и оказалась за спиной белого существа, приставляя один из клинков к ее шее.
– Тронешь меня – и твоя драгоценная Селеста умрет! – закричала эльфийка, на пробу пуская кровь.
Существо замерло. Без собственного «я» оно не было способно распознать слова Моры, для него это было живое воплощение звука. Эмоции на другом конце его существования. Как его жрица, та, что стремится воплотить его форму бытия, может быть способна на такое? Она должна умереть изнутри, чтобы помочь ему. Она – препятствие для самой себя!
Дракон попытался вновь направить к ней нити нориуса, чтобы она вплела их в свою кожу, перерождаясь в карающее ничто. Но тут белая вспыхнула, как спичка, ослепляя его, и он беззвучно завопил, сжимаясь в черный шар. Ему казалось, что каждая частица его небытия взорвана этой живой белизной, этой отравой, цепляющейся к его существу. И быть бы крику, звучащему на всех частотах, услышанным тьмой, но белое лишь прицепилось к черному, переплетаясь, и услышал нориус ответный призыв:
«Все мое – твое. Все твое – мое».
Сначала Никлос зажмурился. По привычке, будто выйдя на яркое солнце, вот только здесь его не было. Здесь как будто ничего не было. Все в тусклых, серых тонах. Без вкуса, без тяжести притяжения. Без давления. И сам он себя ощущал бесплотным. Разве только имел человеческие очертания, запакованные в привычный наряд из черных тканей. При этом на ощупь никак не ощущавшиеся, как если бы он гладил воздух. Позади раздалось негромкое дыхание. Резко обернувшись, он увидел ее.
Селеста, безучастная, равнодушная, как слепая, стояла на месте в белом платье. Она безразлично смотрела по сторонам, стараясь дышать полной грудью, пытаясь принять это место, лишенное чего бы то ни было. Как будто закончилось нечто утомительное, длинное и тяжелое. Драконица выглядела как человек, вырвавшийся из темницы, но потерявший смысл слова «воля».
– Где мы находимся? – осторожно поинтересовался Ник, с тревогой оглядывая такую новую Селесту.
Мужчина понимал, что случилось нечто непоправимое. Ужасающее. И это связано с тем, что она вернула себе ариус. С тем, что именно она призвала Демона и сплела их в одно целое.