Выбрать главу

— Сдайся и мы пощадим тебя, — шепчут они, нагоняя. — Отдайся нам, и мы оставим твоё драгоценное тело целостным.

Соблазн был велик, он выбивался из сил, а до воздуха ещё плыть и плыть, и что у него нет ни единого шанса успеть.

«Не сдамся. Ни за что! Всё или ничего!» — в висках барабанила боль и в её ритме читалось врождённое упрямство. Мышцы рвались от натуги, нориус истончался до тонких ниточек и в рот попадала вода, раздирая лёгкие кашлем, но он плыл вперёд, будто летел на водных крыльях и когда до поверхности осталось всего ничего, на его талию легла толстая волосяная верёвка, резко подав назад.

Разлетелась маска вокруг лица, мужчина заорал, и вода ринулась в лёгкие, он видел, как стремительно удаляется свет, а его тянут на дно, в бесконечный мрак, из которого уже не выбраться. Его обуяла такая ярость, будто вспышка над проснувшимся вулканом — раздался взрыв и визг обугленных ше́лки, вода вскипела, пошла пузырями и его выбросило наверх как из пороховой бочки.

Сердце заходилось от облегчения, глаза слепило яркое солнце, и тело ныло от разом ослабевших мышц, он держался на подушке нориуса и впервые за долгое время дышал полной грудью. Он заорал от счастья, когда что-то будто щёлкнуло вокруг и Ник упал на каменный пол.

Здесь было темно. Жёлтый свет от лампы гулял по стенам и потолку, лишь чуть разгоняя тьму. Подняв голову, Ник увидел до боли знакомую обстановку: фальшивые витражи вместо окон, пасторальные картины, кофейный столик, кровать с палантином… Он сам выбирал мебель. Сам решал, в каких тонах покрасить стены и где будет стоять обеденный стол.

Это клетка была его творением.

— Молодец, — раздался сухой, но вместе с тем тёплый голос от входной двери.

Обернувшись, Никлос столкнулся взглядом с хрупкой, невероятно худой девушкой со светлыми, почти фиалковыми волосами и вытянутыми чертами лица. Тонкие бесцветные губы кривились, будто пытаясь выдавить улыбку, а пальцы гуляли по воздуху, как если бы она играла на музыкальном инструменте.

— Я долго плела эту паутину, — продолжила она. — Но пришла пора расстаться с иллюзиями и познакомиться. Меня зовут Туула. Но ты можешь звать меня Тули.

— Ты одна из них? — прохрипел Ник, поднимаясь и подходя к двери, девушка зеркально отступила назад, уходя со света в полутень, где её глаза тускло заблестели золотистым светом.

— Смею предсказать иное местоимение. Одна из нас, — мягко поправила Туула, за уши заправляя прямые локоны. — Ты симпатичнее предка. Но такой же своенравный. Надеюсь, в этот раз всё сложится иначе.

— Ты о чём?

Она не ответила, только ещё раз улыбнулась, в этот раз увереннее и отступила дальше в темноту, пока полностью не растворилась во тьме.

* * *

Его величество король Никлос Каргатский принимал просителей сидя на троне, окружённый верными подданными в лице Селесты Каргат, Деяна и Калисты Адегельских, первого маршала Акроша и прочих представителей ближнего круга. Он принимал документы из рук Богарта, прислушивался к рекомендациям Фредерика, кивал на тихо высказанные советы иных министров и помощников, и всячески демонстрировал благостное расположение духа.

— Они напали на наш дом! — вопиял староста рыбацкой деревушки, стоя под светом полуденного солнца. Натёртый до блеска пол отражал тысячи огней, в воздухе носились ароматы скорой весны, а из приоткрытых окон тянуло морской свежестью.

Стоящие и сидящие поодаль аристократы брезгливо клонили головы, с любопытством оглядывая очередного просителя в замызганном кафтане и рваных штанах. Да он и сам стеснялся своего вида, сжимая в руках чёрную шапочку, обтирая ею взмокший от напряжения лоб. В стариковых глазах застыла боль и острый привкус страха — слишком свежи были воспоминания, как он с семьёй бежал через лес, подгоняемый визгами тварей и воплями его соплеменников.

Здесь в этом роскошном зале прошедшие события казались невообразимыми.

— Что же натворили рыбаки, раз на вас напали ше́лки? — с деланным любопытством интересуется король.

Старик исподволь разглядывает его, клонит голову набок, стараясь запомнить каждую чёрточку — не каждый день увидишь всамделишного повелителя! Однако глаза слезились и черты смазывались, никак не удавалось толком разглядеть, да и постоянно протирать лицо — некрасиво, неуважительно…