Тут Бут, который уже готов был запротестовать, с громким хлопком закрыл рот.
- Пожалуй, вы правы, - мрачно пробурчал он.
- И капитану это вряд ли понравится.
- Вряд ли, - еще более мрачно согласился Бут.
- Так когда мне их ожидать? - спросил Редер, обходя вокруг стола.
Шеф контрразведки с тяжелым вздохом поднялся.
- Немедленно, полагаю. Если я не могу их задержать, я вполне могу прямо сейчас их отпустить. Однако, - тут он поднял палец и погрозил им Редеру, не позволяйте им обсуждать это с кем-то, кроме меня.
- И меня, разумеется, - с улыбкой добавил Редер.
- Да, - угрюмо согласился Бут. - И вас.
- И лейтенанта Роббинс, - продолжил Редер. "Хотя гауптвахта для нее сейчас, пожалуй, самое безопасное место", - тут же подумал он.
Но Бут помотал головой.
- Нет, - твердо возразил он и развернулся к двери, - сэр, - добавил он, уже уходя.
"Интересно, на этом корабле все такие эксцентричные? - задумался Питер. - Нормальные люди тут вообще есть?"
Внезапно дверь каюты распахнул лейтенант Гивенс, за которым виднелся командир эскадрильи. В глазах у обоих горел праведный гнев.
"Ага, - подумал Редер, - а вот и нормальные, пожаловали".
Прекрасные карие глаза Синтии Роббинс буквально метали искры, пока она, выпрямив спину и аккуратно сложив руки на столе, сидела и в очередной раз отвечала на вопросы шефа контрразведки.
- Как я уже сказала, я провожу последнюю проверку каждого "спида", который подготовлен к полету. Я всегда так делаю. - Закрыв рот, она упрямо воззрилась на Уильяма Бута.
- И что вы...
- Я краткую диагностику прогоняю, - ответила Синтия, предвосхищая вопрос Бута. - Смотрю, все ли инструменты на месте, убеждаюсь в том, что все герметично - ну и все в таком роде. Возможно, мистер Бут, если бы вы это записали или еще как-то зарегистрировали, вам бы не стоило таких трудов это запоминать.
- Не считая "спида" лейтенанта Гивенса, - подчеркнул Бут, игнорируя ее саркастическое замечание и одаривая девушку предельно подозрительным взором. - С ним вы долго провозились.
- Так точно, сэр, провозилась. У нас с этим "спидом" была масса мелких неполадок, и мне казалось, что ему требуется особое внимание.
- Стало быть, именно так вам случилось обнаружить тот незначительный сбой в диагностике? - осклабился Бут.
- Обнаружить его, зарегистрировать и порекомендовать, чтобы "спид" лейтенанта Гивенса был отстранен от учений, - с обманчивым спокойствием произнесла Синтия. - Однако мое решение было отменено.
- Но разве вы этого не ожидали, лейтенант? - поддразнил ее Бут. - Разве вы именно это не запланировали?
- Что? - Роббинс подалась вперед, словно желая лучше слышать, и на лице у нее появилось озадаченное выражение.
- Всякий раз, как этот "спид" задерживали и разбирали, там ничего не находили. Все те ложные тревоги к сегодняшнему дню регулярно накапливались. - Теперь Бут уже явно набирал обороты, обвинения из него так и сыпались. - Кричи про волка почаще, и никто тебе не поверит. Не так ли, лейтенант? Ведь лейтенант Гивенс вам не по вкусу?
- Не в большей степени, чем я ему, мистер Бут. Возможно, он сам свой "спид" искалечил, только чтобы меня в плохом свете выставить. Об этом вы не подумали? - "Ты вообще когда-нибудь думаешь?" - мысленно спросила она.
- Лейтенант Гивенс сегодня чуть не погиб. Он, черт побери, оказался заперт в сбрендившем "спиде" и едва оттуда выбрался! - Бут аж весь раскраснелся от раздражения. Ему не очень нравилось, если его кормили новыми идеями, когда он уже свое мнение составил.
- Это он так говорит. А нам всего лишь приходится ему на слово верить. А все доказательства теперь до размера дрейфующих атомов уменьшены. Роббинс взглянула шефу контрразведки прямо в глаза, требуя, чтобы он к ней прислушался.
- Так вы предполагаете, он умышленно убил старшего пилота Лонго? Когда до Бута дошел весь смысл, глаза его стали большими. - Но зачем ему это понадобилось?
- Я понятия не имею, какие у него со старшим пилотом были отношения, сдержанно произнесла Роббинс. "И ты, могу спорить, тоже", - мысленно усмехнулась она. - Я только знаю, что мой категорический протест по поводу использования того "спида" был запротоколирован. Как было запротоколировано и категорическое требование лейтенанта Гивенса и командира эскадрильи не принимать мой протест во внимание.
- Вы теперь и командира эскадрильи готовы обвинить?
Бут сознавал, что теряет контроль над допросом, но ему уже было все равно. Новые идеи выглядели так заманчиво. Черт побери, он был совсем не прочь завалить зверя покрупнее. Несколько секунд он наслаждался глянцем, который это придаст его репутации. С другой стороны, Роббинс была нелюбима и одинока, тогда как командир эскадрильи и лейтенант Гивенс были харизматичны и очень любимы.
- Я, мистер Бут, никого не обвиняю. Я просто указываю на то, что есть и другие люди, кого вы могли бы обвинить. - "И обвинил бы, - подумала Синтия, - не будь ты таким олухом царя небесного".
- Да, но из всех членов команды "Непобедимого" именно у вас имелись и специальные познания, и широко известная нелюбовь к лейтенанту Гивенсу. Кроме того, вчера ночью вас видели таящейся на главной палубе. И эти три вещи делают вас идеальной подозреваемой, лейтенант. Именно поэтому я вас арестую. - От побуждения крикнуть "Взять ее!" у Бута аж губы задергались.
Подаваясь вперед, Роббинс процедила:
- Единственное, в чем я виновна, это в преданности своей работе! И я нигде не таилась, - сквозь зубы добавила она.
Бут встал и медленно прошел к двери.
- У меня на сей счет иное мнение, - мрачно сказал он. Прежде чем Синтия успела что-то ответить, он уже вышел из комнаты.
Мокак пристроил стальной прут на полу и, молитвенно сложив перед собой руки, опустился на него коленями.
- Помилуй меня, о Всемогущий, за мою неудачу. Сегодня я думал привести на Твой суд этого хвастливого прелюбодея. Прости мне мою гордыню, о Всемогущий, и позволь мне и дальше представлять себя твоим орудием для приведения грешников к правосудию. Будь это так, та мерзкая свинья сегодня валялась бы пред твоим троном, моля о милосердии, готовая к вечному пламени погибели. Помилуй меня, о Всемогущий, за мой своекорыстный гнев, который ослепил меня к моим обязанностям. Вместо того чтобы руководствоваться их невниманием и пренебрежением к Тебе, о Всемогущий, я гневался на их безразличие и презрение ко мне. Помилуй меня, о Всемогущий, а чтобы загладить мое эгоистичное небрежение обязанностями, я предлагаю Тебе мою боль. Сегодня я заново посвящаю всего себя служению Тебе, о Всемогущий. На коленях я прошу Тебя услышать мою мольбу и принять мое недостойное приношение. Аминь.