Мокакскому лазутчику предстояло четыре часа оставаться в этой болезненной позе. Для Толкователей Праведного Пути - время совершенно недостаточное. Однако безусловным императивом здесь было то, чтобы агент не пострадал. Таким образом, это же самое наказание требовалось повторять еще четыре ночи подряд.
-Я слабый и ничтожный сосуд, - прошептал мокак, чувствуя, как руки его уже начинают дрожать от усталости, - и все же я добьюсь своего, ибо цель моя справедлива, а Всемогущий направит меня и защитит.
Агент попытался утешиться тем фактом, что диверсия достигла определенных успехов. Один из безбожных пилотов погиб, два "спида" были полностью уничтожены, и больше они никогда Конгрегацию не потревожат, а множество других "спидов" получили тяжелые повреждения. Вдобавок жалкие существа, чьи умы не укреплялись мыслями о Праведном Пути, претерпели серьезный моральный урон.
Агент стыдливо выложил эти успехи на алтарь искупления, надеясь сделать приношение более весомым.
- Пусть сердца их разорвутся, - нараспев произнес мокак, - пусть умрут они от отчаяния, пусть утонут в горечи. - Ненависть мощным потоком прорвалась сквозь оболочку стыда, точно кипящая лава сквозь треснувшую корку планеты. И мокак узнал помилование, понял, что приношение боли принято.
- Благодарю Тебя, о Всемогущий, - забормотал агент, когда его слезы, ничуть не холоднее горящего у него внутри гнева, закапали на пол. Благодарю!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Неделей позже "Непобедимый" вернулся на базу "Онтарио" для дозаправки и неизбежного заседания следственной комиссии. Питер Редер стоял и смотрел, как могучая конструкция растет в головиде офицерской кают-компании, мрачно примечая роящиеся точки света, что ее окружали, сигнальные флажки роста и нового строительства. Новые корабли и новые команды. Содружество нешуточно снаряжалось к войне... а "Непобедимый" по-прежнему не являлся достойной частью этих усилий.
Прием у стыковочных платформ тоже поднятию настроения не способствовал. Вообще-то всякий раз, как Редер сходил с корабля, все это замечали и наблюдали за тем, как он проходит. Сейчас вышло то же самое. Но дело было вовсе не в нем. Вся команда уже нервничала от той трепетной тишины, которая воцарялась везде, куда бы они ни направились. А офицеры вскоре обнаружили, что им трудно найти себе хорошую компанию, поскольку братья-офицеры с других кораблей или со станции держали их на расстоянии или, хуже того, донимали оскорбительными вопросами.
Мозг Питера лихорадочно работал, и то же самое происходило с его пульсом по мере приближения того часа, когда должно было состояться заседание следственной комиссии. Он не очень жаждал давать показания. Мысль о том, чтобы сидеть там перед братьями-офицерами, а также членами комиссии и прилюдно рассказывать им о том, как позорно он напортачил, сжимала ему сердце.
К тому же масса работы была на "Непобедимом", и оставалось еще немало мест, где Питеру следовало побывать. В тот же самый день у него была назначена встреча с квартирмейстером Базового склада, которого ему требовалось убедить в том, что потребности "Непобедимого" заслуживают приоритетного статуса.
Редер знал, что у него есть отличные доводы. Он также знал, что они имеют очень мало общего с тем, получит ли он в конечном итоге необходимые запчасти и запрошенные им "спиды". "Традиция", - с горечью подумал Питер. А если заседание комиссии затянется, встречу придется отменить. Тогда уже ни Дева Мария и святые угодники, ни даже сам Господь Бог не помогут ему вытрясти из загребущих рук складского квартирмейстера что-то больше минимально положенной нормы. Так, по крайней мере, Питеру инстинкт подсказывал.
Чуть позже в тот же день должны были состояться похороны старшего пилота Лонго. Которых он так страшился. Питеру не слишком улыбалось приносить соболезнования ее мужу и десятилетней дочурке. Видеть их боль заранее казалось ему невыносимой тяжестью, и он бы лучше чем угодно другим занялся. "Особенно потому, что они будут меня в ее смерти винить, - подумал он. - И с немалыми на то основаниями".
Питер никак не мог выбросить из головы взгляд капитана, с которым он выслушивал его объяснения на предмет того, каким образом неисправный "спид" был допущен к учениям. Принимая тогда рапорт Редера, Каверс сделал только одно-единственное замечание: "Разумеется, будет следственная комиссия, коммандер Редер. Будьте готовы давать показания". Питер мысленно поежился от воспоминаний. Было очевидно, что ожиданий Каверса он не оправдал - и как следователь, и как бортинженер.
Кроме того, Питера, как и всю команду, крайне угнетала безвременная и ненужная смерть Лонго, однако его положение не позволяло ему это показывать. А для человека с такой эмоциональной кельтской кровью, как у Редера, сокрытие своих чувств означало предельное снижение функциональных способностей.
Но кто мог такое предположить... Тут Питер резко остановил поток тягостных мыслей. Из печального опыта он знал, что они лишь могут ходить по кругу. И самобичевание ничего не решит. Так же как и не разрешил он до сих пор ни одной из загадок, что окружали два убийства на "Непобедимом". Но с Божьей помощью он непременно их разрешит. А сейчас было время подумать о текущих делах.
Питер уселся и оглядел залу суда, с легким удивлением думая: "Она именно такая, как я ожидал".
Стены были покрыты панелями или очень хорошей виртуальной панельной обшивкой - возможно, гологенерированным изображением роскошного красного дерева, резного, со множеством прожилок. Во главе залы стоял длинный дубовый стол, а за ним - шесть обтянутых зеленой кожей стульев.