Скажу без обиняков – на живого он не походил. Скорее уж на раскрашенную статую с лицом-маской. Он лежал со скрещенными на груди руками, в золотом нагруднике, но без шлема, и было видно, что его золотистые волосы не потускнели.
– О Александр, – шептала я, – пожалуйста, посмотри на своих потомков! Мы, Птолемеи Египетские, – последние хранители твоего великого наследия. Все остальное поглощено Римом. Сейчас мой отец тоже упрашивает римлян сохранить ему трон. Дошло до того, что собственное царство нам приходится получать из рук Рима за деньги, как арендатор получает клочок земли от землевладельца. Что ты думаешь об этом, великий Александр? Помоги нам! Помоги найти выход из отчаянного положения! Не допусти, чтобы и наш край поглотила ненасытная римская утроба!
Конечно, он ни разу не ответил. Он просто лежал в величественном спокойствии смерти, но его присутствие успокаивало меня. В конце концов, ему при жизни приходилось сталкиваться с еще более тяжкими препонами, но он преодолел их.
Возвращение назад, на слепящий солнечный свет, всегда сопровождалось странным ощущением: это путешествие из царства мертвых назад, в мир живых.
Усыпальница находилась на перекрестке главнейших улиц нашего города – Канопской, пересекавшей город с востока на запад, и дороги Сома, что шла от озера Мареотис на юге к морю на севере. Всякий раз, когда я смотрела на эту широкую белую улицу с бесконечными мраморными колоннадами, я чувствовала: отдавать такую красоту чужакам нельзя. Отец обязан что-то сделать, чтобы все сохранить. Не знаю, что именно, но обязан.
Между тем горожане продолжали поносить царя и в его отсутствие.
– Как он мог, – кричали в толпе, – покорно отдать римлянам Кипр? Что за слабость для правителя!
Во всех бедах страны винили исключительно его – беспомощного, никчемного царя, прозванного Флейтистом за любовь к музыке. Если раньше прозвище произносили с любовью, то теперь оно превратилось в презрительную кличку.
Пьяный маленький флейтист, слабый царь, изнеженный музыкант – это еще не самые худшие слова, какие мне приходилось слышать в толпе, когда я следовала по улицам Александрии в усыпальницу и обратно. Прежде народ радовался празднествам в честь Диониса, которые устраивал отец, а теперь люди осыпали его насмешками. Царское вино горожане пили охотно, но память у них оказалась короткой. Так что те, кто утверждает, будто я не представляю себе глумящуюся толпу в Риме, ошибаются. Глумящаяся толпа везде одинакова.
Возвращение во дворец всегда было для меня огромным облегчением. (Интересно, как отнесся бы к этому Александр – счел ли бы он мое облегчение постыдным?) В пределах дворцового комплекса по-прежнему царили спокойствие и почтительность, по крайней мере внешняя. Точнее, царили до того дня, когда я вернулась домой и увидела, что здесь произошел переворот.
На первый взгляд все выглядело как обычно и не вызывало мысли о каких-либо переменах. Садовники занимались своими делами – поливали и подрезали растения; слуги вялыми движениями мыли мраморные ступеньки главного дворца, где находились палаты для аудиенций и пиршественный зал. Я уже проследовала мимо – к зданию поменьше, где жили царские дети, и вдруг рослый стражник гаркнул мне:
– Стой!
Голос у него был грубый, тон не допускал возражений. Он стоял, сердито насупившись, и преграждал дорогу в мои покои. Никогда раньше со мной никто так не разговаривал.
– Тебе нельзя входить! – продолжал солдат.
– Что ты имеешь в виду? – спросила я. – Там опасно? Пожар? Или какое-то животное вырвалось на волю? Может быть, одна из ручных пантер моей сестры оборвала свой поводок и убежала?
– Пока твоя лояльность не удостоверена, у меня приказ задержать тебя. Где ты была? Никто не мог тебя найти!
Он шагнул ко мне, но дотронуться все-таки не посмел: касаться представителя царской семьи не дозволялось никому.
– Моя лояльность? Моя лояльность к кому? Или к чему? – Все это казалось весьма странным. – Я была у гробницы Александра, которую вольна посещать когда угодно.
Еще не закончив фразу, я поняла, что это недоказуемо: в усыпальницу я всегда ходила одна.
– Речь идет о лояльности новым правителям, – немедленно пояснил страж.
Новым правителям? Неужели римляне захватили власть? В гавань вошли их корабли? В порту высадились войска? Странно – я прошла через весь город, но не заметила ни столкновений, ни паники. И иностранных военных кораблей, насколько я могла видеть, у наших причалов нет.