– Разве крокодилы не опаснее? – уточнил Олимпий.
Небамун посмотрел на него так, словно изумлялся невежеству горожан, а потом указал на прибрежные тростники, где можно было разглядеть нечто вроде нескольких буро-зеленых бревен. Я напрягла зрение и приметила чуть выступавшие над водой выпуклые глаза.
– Видите, где они залегли. Спины греют на солнышке. Спору нет, для пловцов крокодилы опасны, как и для тех, кто неосторожно подходит к самой воде. Но не для лодок. Другое дело – проклятые гиппопотамы! Они лежат, почти скрытые водой, а потом внезапно выныривают под днищем и опрокидывают судно! А если проголодаются, то отправляются разорять поля: они ведь едят все, что может вырастить человек. Крокодил способен проглотить пловца, но он не будет вторгаться на вашу территорию, крушить ваши лодки и вытаптывать ваш урожай. Нет уж, по мне крокодил куда безобиднее.
– Если гиппопотам такой гадкий, почему египтяне сделали его самку богиней деторождения? – спросил Олимпий с обычной пытливостью юного ученого.
– Да, Таурт, – пробормотал Небамун. – Должен признаться, на этот вопрос мне трудно ответить. Лично мне трудно воспринимать гиппопотама, даже его беременную самку, в качестве символа материнства.
– А крокодилы? – не отставал Олимпий. – Ведь есть и бог-крокодил.
– Я слышал о храме крокодилов, где их почитают, – подхватил Мардиан. – Может, расскажешь?
Небамун призадумался.
– Это близ Мемфиса, в оазисе Моэрис, – сказал он наконец. – Самому мне там бывать не доводилось, но люди рассказывают, будто паломники приносят там жертвы у озера со священными крокодилами. Некоторые из крокодилов имеют на шеях золотые обручи, усыпанные драгоценностями, и браслеты на передних лапах.
Мы представили себе это зрелище и покатились со смеху.
– Собек – так зовут бога, воплощенного в священном крокодиле. А место, где находятся храмы этих священных животных, называется, если перевести на понятный вам язык, Крокодилополис!
Теперь мы визжали от смеха. Вы только вообразите себе крокодила, увешанного золотыми безделушками в драгоценных камнях, с браслетами на когтистых лапах и коварным взглядом из-под сверкающей диадемы. Достойного жителя великого города Крокодилополиса.
– Ты просто нас дразнишь, – пробормотала я сквозь смех. – Не может такого быть, чтобы город назывался Крокодилополис.
– Клянусь Амоном, я говорю правду! – воскликнул Небамун.
– Тогда ты должен пообещать, что повезешь нас туда! – заявил Мардиан. – Докажи нам, что не шутишь!
– Мы не успеем…
– Ты только что сказал, что это рядом с Мемфисом!
– Смотря что понимать под словом «рядом». Сначала нужно доплыть по одному из малых рукавов Нила до оазиса Моэрис, потом добраться до дальнего края оазиса. Дорога займет столько же времени, что и возвращение в Александрию, а мы не можем отсутствовать так долго. Меня хватятся, да и вас тоже.
– А если все же у нас будет время? – не унимался Олимпий.
– Не будет, – отрезал Небамун. – К тому же, увидев пирамиды и Сфинкса, вы забудете про Крокодилополис.
Услышав это название, мы снова расхохотались.
В тот вечер мы сделали остановку у берега близ водяного колеса и утоптанной тропы, спускавшейся к воде. Крокодилов здесь можно было не опасаться – они не любят места активной человеческой деятельности. Тот гиппопотам, которого остерегался Небамун, не появился.
На закате мы перебрались через борт лодки, чтобы поплавать; я уже научилась довольно хорошо держаться на воде. Вода медленно текла мимо нас к морю, мы спускали на волны маленькие тростниковые лодочки, а потом сами старались перегнать их вплавь. Поскольку обгоняли мы их по течению, это было легко, но возвращение назад, против течения, отняло все силы. Мы устроили игру в прятки в камышах и разыграли сражение между Гором и злобным Сетом в папирусном болоте, переполошив в ходе «боя» большое количество уток и зимородков. Перепуганные птицы на лету обмахивали нас крыльями, словно огромными веерами.
Перед рассветом мы возобновили плавание и к вечеру добрались до того места, где все рукава Нила сходились и река соединялась в одно общее русло. Закатное солнце-Ра в ипостаси дряхлого старика Атума, увядающего на западе, плескалось на широкой груди реки в своем волшебном золоте; когда мы плыли там, я ощущала божественный трепет.