После долгого размышления я решила распустить волосы по плечам. В юные годы я могла позволить себе причесываться, как девочка, а поскольку волосы у меня уж точно хороши – черные, густые, блестящие, чуть вьющиеся, – то я не считала нужным прятать их от людей раньше времени. Ну и конечно, естественным выбором стало платье из тонкого белого полотна – ничто не сочетается с черными волосами удачнее, чем белый наряд. Для моей стройной фигуры подошел бы стиль Древнего Египта, но для нынешнего события более подходил эллинский покрой с его струящимися, летящими складками.
По крайней мере, мне больше нет нужды скрывать грудь. Со смертью Береники необходимость в том отпала, и я могла позволить своему телу говорить за себя. Что касается груди, то даже на самый строгий взгляд в ней не было ни малейшего изъяна.
Закончив наряжаться, я представила в зеркале рядом со своим отражением облик Арсинои, обладавшей красотой в общепринятом представлении – той самой, о какой мечталось и мне.
Я подвинула зеркало, чтобы образ сестры исчез, и стала всматриваться в собственное отражение, пытаясь представить себя со стороны. И не испытала разочарования.
«Если бы я увидела эту девушку, – подумалось мне, – то непременно захотела бы познакомиться с ней».
Я пожала плечами, положила зеркало и принялась выбирать украшения. Может быть, это лучший вердикт, на который кто-либо мог надеяться: «Если бы я увидела эту девушку, то непременно захотела бы познакомиться с ней».
Теперь, когда мы в пышной церемониальной процессии двигались по широким улицам Александрии, я наблюдала за столпившимся по обе стороны народом. Шествие началось у дворца, проделало путь мимо усыпальницы Александра, мимо длинной колоннады Гимнасиона, мимо библиотеки, храма Сераписа, искусственного холма, где разбит парк Пана, мимо театра – мимо всех достопримечательностей нашего великого города. Огромная возбужденная толпа приветствовала нас радостными восклицаниями. Чтобы увидеть процессию, люди залезали на крыши, взбирались на колонны, оседлывали статуи. Мы двигались вслед за Дионисом и его винными мехами, и поджидавшие нас горожане уже были веселы и доброжелательны. Те самые люди, прежде готовые разорвать отца в клочья за то, что он не выдал им на расправу римского солдата, убившего священную кошку, теперь во всю мощь своих глоток выражали преданность и любовь к царю. Интересно, кому достанется их любовь завтра?
Далеко позади нас, обозначая конец процессии, шел человек, наряженный Геспером – вечерней звездой.
Наконец мы достигли места назначения – Стадиона, преобразованного в павильон, где и должны были происходить празднества. Над его открытым полем укрепили крышу, сплетенную из перевитых плющом и виноградными лозами жердей; ее поддерживали колонны в форме священного жезла Диониса. Яркий солнечный свет пробивался сквозь зеленые листья, когда мы вошли в пещеру бога, дабы слиться с ним в хмельном экстазе.
Вернее сказать, туда вошел мой отец. Как ярый почитатель Диониса, он ревностно искал единения с богом через вино. Пока все мы лишь пробовали на вкус новый сбор с виноградников Канопского рукава Нила, лучших в Египте, отец залпом осушил чашу. Потом, когда начались танцы – ибо актеры и музыканты вдохновлены Дионисом и их действо приравнивается к богослужению, – он словно бы вошел в транс: водрузил на голову священный венец из плюща, достал свою флейту и начал играть.
– Танцуйте! Танцуйте! – приказал он всем вокруг себя.
Египтяне повиновались, но римляне воззрились на него в недоумении.
– Я приказал: танцуйте! – потребовал царь и махнул своей флейтой в сторону одного из римских военных.
– Эй, ты! Деметрий! Танцуй!
Деметрий посмотрел так, будто ему приказали прыгнуть в малярийное болото.
– Я не танцую, – отрезал он, отвернулся и зашагал прочь.
– Вернись!
Царь попытался схватить складку его туники, но поскользнулся, и венок из плюща сполз ему на глаза.
– Ой!
Солдаты Габиния тихо ржали, а мне стало очень стыдно. Я знала, что во время вакханалий подобное поведение считается нормой, но в ценящем достоинство Риме подобные оргии не в чести: по мнению римлян, это не священнодействие, а постыдный пьяный разгул.