Капрал повел «шмайссером» в сторону Грутаса и его сотоварищей.
– Этот повар – еврей, – сказал Грутас. – Вот вам полезная местная информация. Только позвольте ему для вас готовить, и вы все через час помрете от жидовского яда. – Он вытолкнул вперед одного из своих людей. – Вот Кухарь, он и готовить умеет, и провиант добывать, и солдат хороший.
Грутас вышел на середину двора. Он двигался медленно, дуло капралова «шмайссера» неотрывно следовало за его движениями.
– Господин майор, я вижу: у вас кольцо и дуэльные шрамы Гейдельберга. А здесь – военная история вроде той, что вы и сами сейчас творите. Вот этот камень – Вороний камень Ганнибала Беспощадного. Здесь погибли некоторые из самых доблестных тевтонских рыцарей. Разве не настала пора омыть этот камень еврейской кровью?
Майор высоко поднял брови.
– Так ты хочешь вступить в ряды СС? Посмотрим, как ты сумеешь это заслужить.
Майор кивнул капралу. Эсэсовец достал из кобуры пистолет, выщелкнул из обоймы все патроны, кроме одного, и протянул Грутасу. Два штурмовика подтащили повара к Вороньему камню.
Казалось, майора гораздо больше интересовала лошадь, которую он принялся осматривать. Грутас приставил пистолет к голове повара и стал ждать, пока майор на него взглянет. Повар плюнул в Грутаса.
Прогремел выстрел; с башен замка взлетели ласточки.
Берндту поручили переставить мебель в комнатах наверху, где разместились офицеры. Он проверил свою одежду – не обмочился ли он от страха? В комнатушке под крышей работал радист, слышались то морзянка, то голос радиста, прерываемые атмосферными помехами. Вскоре радист побежал вниз с блокнотом в руке и спустя несколько минут вернулся – забрать оборудование. Они двигались вперед, на восток.
Из верхнего окна Берндт мог видеть, как эсэсовцы передавали переносную радиостанцию из танка маленькому гарнизону, который оставался в замке. Грутас и его обшарпанные сотоварищи, которым теперь выдали немецкое оружие, вытаскивали из кухни все, что там было, и грузили на вездеход, в котором уже сидели солдаты вспомогательной команды.
Солдаты погрузились в вездеходы. Грутас поспешно выбежал из замка, чтобы успеть уехать со всеми. Часть двинулась в Россию, прихватив с собой Грутаса и других хивисов. Казалось, о Берндте они напрочь забыли.
В замке оставили взвод солдат, вооруженных фаустпатронами, пулеметом и переносной радиостанцией. Берндт дотемна просидел в старой уборной в одной из башен. Весь маленький гарнизон ужинал на кухне, поставив во дворе только одного часового. В кухонном буфете солдаты отыскали шнапс. Берндт вышел из уборной, благодарный каменным полам и ступеням за то, что они не скрипят.
Он заглянул в комнату, где немцы поставили радио. Радио стояло на туалетном столике мадам, флаконы с духами были сброшены на пол. Берндт смотрел на все это. Он думал об Эрнсте, убитом в огороде, о поваре, с последним вздохом плюнувшем в Грутаса. Он проскользнул в комнату. Его охватило чувство, что он должен извиниться перед мадам за непрошеное вторжение. Затем он спустился по черной лестнице в носках, неся башмаки в одной руке, а две укладки с радио и зарядным устройством – в другой, и вышел через потайные ворота для вылазок. Тащить радио и ручной генератор было нелегко, они вместе весили более двадцати кило. Берндт дотащил тяжелую ношу до леса и спрятал. Жалко, что нельзя было забрать коня.
Сумерки. Свет пылающего в камине огня играет на крашеных панелях охотничьего домика, отражается в запылившихся стеклянных глазах охотничьих трофеев. Вся семья собралась перед камином. Головы животных на стенах очень старые, поколения сменялись поколениями, и от поглаживания детских ладошек, все прошедшие годы тянувшихся к ним через перила верхней лестничной площадки, многие из них облысели.
Няня поставила медную ванночку Мики на угол каменной плиты перед камином. Добавила воды из чайника, чтобы добиться нужной температуры, взбила пену и посадила Мику в ванночку. Девочка радостно зашлепала ладошками по пене. Няня принесла полотенца и стала подогревать их у огня. Ганнибал снял детский браслет с руки Мики, окунул его в пену и принялся выдувать через браслет мыльные пузыри для сестренки. Влекомые каминной тягой, в своем недолгом полете пузыри отражали освещенные пламенем лица сидящих, пока не лопались над огнем. Мике нравилось тянуться за пузырями, она даже пыталась их ловить, но ей очень хотелось вернуть браслет, и она не успокоилась, пока он снова не оказался у нее на руке.
А мама Ганнибала наигрывала на пианино какую-то мелодию барокко.
Чуть слышная музыка, окна, занавешенные одеялами, как только спустилась ночь, темные крылья леса, сомкнувшиеся вокруг… Берндт вернулся совершенно изможденный, и музыка прекратилась. В глазах графа Лектера стояли слезы, когда он слушал рассказ Берндта. Мадам взяла руку Берндта и успокаивающе ее гладила.