Одной из самых характерных черт графа Лектера была любознательность. Удовлетворяя свою любознательность в отношении собственного сына, граф приказал слуге снять с полок в библиотеке замка тяжеленные словари – английский, немецкий и двадцатитрехтомный литовский – и оставил Ганнибала один на один с этими книгами.
Когда мальчику исполнилось шесть лет, в его жизни произошли три важных события. Во-первых, он обнаружил Евклидовы «Начала» – старинное издание с рисованными иллюстрациями. Он мог водить по рисункам пальцем и прижимался к ним лбом.
Той же осенью ему подарили крохотную сестренку – Мику. Он решил, что она похожа на маленькую, сморщенную красную белочку. Он пожалел про себя, что она совсем не похожа на маму.
Чувствуя, что на его права посягают со всех сторон, он подумал, что было бы очень удобно, если бы орел, порой паривший над замком, подхватил бы сестренку и осторожно отнес ее в какой-нибудь счастливый крестьянский дом в далекой стране, где все жители похожи на белок и она там окажется вполне на своем месте. В то же время он обнаружил, что любит сестренку – непонятно, как и почему, но с этим ничего не поделаешь. Ему хотелось, когда она подрастет и научится задавать вопросы, показывать ей всякие разные вещи: ему хотелось, чтобы она обрела чувство открытия.
Кроме того, в год, когда Ганнибалу исполнилось шесть, граф Лектер увидел, как его сын пытается определить высоту замковых башен по длине их теней, следуя инструкциям, полученным, как заявил мальчик, от самого Евклида. Тогда граф Лектер решил дать ему воспитателя получше: через шесть недель из Лейпцига прибыл учитель Яков, очень ученый, но без гроша в кармане.
Граф Лектер познакомил учителя Якова с его учеником и оставил их вдвоем в библиотеке. В теплую погоду в библиотеке витал аромат остывшего дымка, пропитавший каменные стены замка.
– Папа сказал, вы многому меня научите.
– Если ты захочешь многое узнать, я сумею тебе помочь.
– Он говорит – вы большой ученый.
– Я студент.
– Он говорил маме, что вас исключили из университета.
– Да.
– Почему?
– Потому что я еврей, точнее говоря – ашкенази, то есть европейский еврей.
– Я понимаю. Вы чувствуете себя несчастным?
– Из-за того, что я еврей? Нет, я рад этому.
– Нет, я хотел сказать… несчастным из-за того, что пришлось бросить учебу.
– Я рад, что я здесь.
– Вам, наверное, интересно бы узнать, стою ли я того, чтобы вы тратили на меня свое время?
– Каждый человек стоит того, чтобы тратить на него время, Ганнибал. Если на первый взгляд человек кажется неумным, посмотри попристальней, загляни к нему внутрь.
– Вас поместили в ту комнату, где дверь с железной решеткой?
– Да.
– Она больше не запирается.
– Мне приятно было это увидеть.
– Там держали дядю Элгара, – объяснил Ганнибал, укладывая ручки в рядок перед собой. – Это было в тысяча восемьсот восьмидесятые годы, еще до меня. Вы посмотрите на оконное стекло в той комнате. Он там выцарапал одну дату, алмазом на стекле. А вот его книги.
Ряд огромных томов в кожаных переплетах занимал всю полку. Последний том обгорел.
– В дождь в комнате будет пахнуть дымом. Стены в ней были обложены тюками сена, чтобы заглушить его высказывания.
– Ты сказал – «его высказывания»?
– Они все были про религию, но… Вы знаете, что значит слово «непристойный» или «непристойность»?
– Да.
– Сам-то я не совсем ясно представляю значение этих слов, но думаю, они означают что-то такое, что нельзя было бы произнести при маме.
– Я тоже так это себе представляю, – ответил учитель Яков.
– Если вы посмотрите на дату на стекле, это точно тот день, когда прямой солнечный свет каждый год падает на дядино окно.
– Он ждал солнца?
– Да. И в тот самый день он сгорел в своей комнате. Как только солнечный свет упал на его окно, он поджег сено моноклем, который надевал, когда сочинял свои книги.
Потом Ганнибал познакомил учителя с замком Лектер и провел вокруг замка. Они прошли по двору мимо огромного камня. В камень было вделано кольцо для привязывания, а на плоской поверхности камня виднелись шрамы от топора.
– Твой отец говорил, что ты измерил высоту башен.
– Да.
– И какой же они высоты?
– Южная башня сорок метров, а другая на полметра короче.
– А что ты использовал как гномон?[5]