«Открывать» подарок Отца девушке было и жутко, и волнительно. Она внутренне чувствовала, что это уже все слишком. Будучи единственной дочерью своих родителей, Леся, конечно, привыкла получать многое, не особенно волнуясь о том, что дает миру взамен, но годам к двадцати понимание своего везения к ней начало приходить.
Несмотря на комфортные условия, что Жози и Отец обеспечили ей в Петербурге, деньги зарабатывала она уже самостоятельно с восемнадцати, издав первую фэнтэзи-сагу для подростков. Простенькое, но неплохо написанное чтиво дало ей хороший доход, потому как, помимо книжек, по нему выпустили еще и игру, и какие-то канцтовары. За рубежом даже издали на двух или трех языках. А Леся получила серию в издательстве, куда могла теперь сплавлять все написанное, чего, в общем-то, было достаточно, потому как писала она прилично в хорошие месяцы. И тем не менее, в мыслях у нее даже не было того, чтобы купить себе в ближайшее время еще одно жилье. А Отец это сделал.
Ее до мурашек пробрало, когда она зашла внутрь. Все в доме словно бы отражало мир Отца и Оли. Приятные желтые цвета всюду, минимализм в интерьере, притом выдержанный тон всего места. Он был как стройная, простая мелодия, которую Лесе хотелось слушать и слушать, не переставая. На первом этаже была лишь кухня и небольшая гостиная с одним диванчиком и кофейным столиком, маленькая библиотека с книгами, что она когда-то сама привозила к Отцу.
Поднимаясь по лестнице, девушка догадалась, что та самая картина наверняка будет на втором этаже. Так и оказалось: в первой же комнате, исполненной светло-сиреневого, висел еще один отцовский подарок, прямо напротив письменного стола.
– Не может быть! – воскликнула, увидев заветное полотно Леся. – Да не может быть!..
Это была та самая картина, что она видела на выставке, будучи шестилетним ребенком. Как только Отцу удалось ее отыскать и выкупить, для девушки стало загадкой. Под рамой висела небольшая табличка, гласившая то же, что и пятнадцать лет тому назад:
Неизвестный Художник
Падение Хоноса и Виртуса
А на письменном столе лежала записка: «Я плохо умею писать поздравительные открытки, но, надеюсь, сюрпризы делать у меня получается. С праздником, Принцесса!». Алеся не смогла сдержать слез, положив записку обратно на зеленоватую столешницу. Вокруг нее творился самый что ни на есть конец света, а Леся стояла в этом роскошном доме и внимала Искусству, даже не понимая, зачем это все, и почему так комично она ощущала себя в те минуты.
«Ты на месте? Позвони, как сможешь» – поступило сообщение от Оли.
Леся, немедля, нажала на кнопку «вызов».
– Алло? Уже добралась, в порядке? Амикус, подлец, только и написал «все ок», – пародировала Оля безэмоциональный тон. – Как ты там?
– Я-то что, – бормотала Леся, все еще туго соображая. – Я в восторге от вашего подарка, честно, даже слов нет… Вы как? До сих пор не верю, что все взаправду творится…
– Мы в порядке. Пока, во всяком случае, – в привычно бодром голосе Оли звучало смятение. – Отец тебе вечером позвонит. Сейчас мы снова поедем на вызов, я тебе даже передать не могу, как все это странно. Казалось, такое только в фильмах бывает, и вот ты это делаешь, собственными руками, а глаза говорят: «проснись, это просто кошмар».
– Да уж, – только и смогла выдавить Леся, которая даже не знала, какой ответ был бы уместным на такие слова.
– Ты мне, главное, обещай вот что: если пойдут слухи о закрытии аэропортов, немедленно уезжай. Поняла?
– Конечно, – слукавила девушка. – Сразу же забронирую обратный билет.
Она понимала, что может сделать глупость, возможно даже, самую большую в своей жизни, оставшись в Ленинске, но остановить ее было некому.
– Тогда на связи. Обнимаю.
– Еще раз спасибо за подарок! – успела выкрикнуть девушка, перед тем, как связь прервалась.
Оставшись наедине с пленившем ее в детстве произведением искусства, Леся опустилась в мягкое кресло-мешок и, внезапно ощутив физическое и моральное бессилие, крепко заснула.
Я же, пока девушка мирно посапывала, растворившись в складках темно-рыжего бархата, принялся рыться в ее воспоминаниях и мечтах. Это всегда было моей любимой частью всякого людского сознания; ведь именно грезы и ностальгия, сопровождая путь человека, делают его ярче или мрачнее время от времени. Ему легче переживать обыденность, когда в ней находится место приятным образам искаженной памяти. Ваша слабость, такая милая и непонятная моей природе.