Мне открылась невероятная картина того, как Дух меняется и меняет вокруг себя все. Это было потрясающе, признаюсь вам, ведь видеть те образы, что рождались мгновение за мгновением, в, казалось бы, среднестатистических мозгах, значило и для меня обрести новую веру.
Моя сущность пришла к озарению: я веками жил во тьме, думая, что мне надобно почитание, восхваление, и что живу я и питаюсь только этой энергией. Это было заблуждением. На самом деле, я жил благодаря тем самым людским попыткам возвыситься над самими собой. Ведь прикосновение к божественному означало для них веру в абсолютное, в чистое и высшее, желание соединиться с этим чем-то. И, выходит, я был лишь их образом, побочным продуктом Духа, а не некой самостью. Меня нет и никогда не было. Я – осколок, фрагмент людского Со-знания.
Это повергло меня в ужас, уничтожило и возвысило в мгновение ока. Я узнал себя по-настоящему и понял, насколько ничтожно мыслил все эти столетия.
Когда Леся закончила главу с развязкой, силы покинули ее. Но это и был тот самый маленький подвиг, который ей предстояло совершить. Она этого не знала, повторюсь, но я знал. И также знал, как счастлива эта женщина будет потом, однако не буду забегать вперед.
Посмотрев на время, она, к своему великому удивлению, обнаружила, что прошло по меньшей мере четыре часа. Для нее, конечно, все это превратилось в мгновения бегства от страха, неуверенности и отчаяния, счастливые секунды забытия. Ей стало и впрямь легче. Немного походив по комнате, сжимая-разжимая кулаки, Леся даже заулыбалась. Только улыбка эта тут же померкла, едва она услышала телефонный звонок.
Что-то екнуло внутри, и ее посетило страшное предчувствие, прямо как тогда, во время взрыва на станции. На экране высветилось «Отец», но голос из трубки доносился Олин:
– Алеся, – голос ее дрожал и разрушался. – Твой отец… Он в больнице, у него начали проявляться симптомы лучевой болезни. Боже, боже… Это так страшно, мне так страшно…
Из трубки послышались громкие всхлипы. Оля, которая прежде всегда казалась Лесе пуленепробиваемой женщиной со стальными нервами и цезарианским характером, плакала навзрыд, боясь потерять Отца. В тот миг Леся поняла, что не имеет права быть слабой, пока Оля нуждалась в ней. Будучи одной из немногих, кто разделял ее чувства, она не могла позволить себе расплакаться в ответ.
– Так-так, – пробормотала девушка. – Вы уже в Ленинске?
– Да, – отвечала Оля, всхлипывая. – Мы в больнице. Приехали с час назад.
– У него острая форма? – нахмурившись, Леся посмотрела в окно.
Там, вдалеке, неспешно бежала та же речушка, что протекала в этих краях день ото дня, годами и столетиями омывая заросшие травой берега. И темно-синей бурлящей воде были безразличны страшные вести, что могли сломать или осчастливить человека. Она продолжала струиться и поблескивать на солнце, унося с собой все радости и печали, все временное, впадая в большие воды.
Леся продолжала слушать ослабевший голос Оли:
– Кажется, да. Мы готовимся к худшему…
– Я скоро буду.
Леся повесила трубку. Из головы вылетели все остальные мысли: об Амикусе, о книге, о страхе за смерть Отца. Отчего-то осталась только эта бедная женщина, которой сейчас нуждалась в ее поддержке. Девушка, в кои-то веки, почувствовала собранность. Ту самую, которой ей не доставало всю сознательную жизнь.
По дороге в больницу она получила еще одну неприятную новость: аэропорт Ленинска закрывался через несколько часов на неопределенный срок. Никаких пассажирских рейсов.
– Я не поеду, – твердила она Жози в трубку, расплачиваясь таксисту за проезд. Голос ее сделался металлическим.
Как бы ей ни было жаль сейчас собственную мать, никакого компромисса она не могла допустить. Если ей и суждено было увидеть Отца в последний раз, пусть так тому и быть. Главное, что все-таки они смогут встретиться, посмотреть друг другу в глаза.
– Ты будешь жалеть об этом до конца своих дней! – мать кричала в исступлении и бессилии.
– Я буду жалеть, если не попрощаюсь с ним. И если не помогу его жене в такую минуту.
– А о матери ты подумала?!
– Подумала. Извини, пожалуйста, – она выдохнула. – Я тебя люблю. Надеюсь, все обойдется, но сейчас я нужна здесь больше.