И, не дожидаясь ответа Жози, повесила трубку. В Лесе продолжало пробуждаться что-то лучшее. Я наблюдал за тем, как девушка уверенной походкой входит в здание, где находился с тяжелой болезнью ее Отец. Та самая, «вечно страдающая», избалованная девица, наконец, перестала видеть только себя. Кто бы знал, что, заходя в госпиталь хрущевских времен, можно осознать свое место в мире? Однако Лесе именно так это осознание и пришло. Чудеса все-таки бывают, скажу я вам.
Обнимая мачеху в коридоре, она все же пустила слезу, услышав о беременности Оли, но тут же утерла ее, чтобы не расстроить женщину еще больше. Той и так придется несладко, до конца своих дней.
Отец выглядел неплохо. Угольно-черные волосы с тонкой проседью по-прежнему блестели, а загорелая кожа отливала бронзой в лучах полуденного солнца. Мускулистые руки выглядывали из-под одеяла, и, казалось, по-прежнему наливались энергией и силой.
Он улыбнулся, едва Леся зашла в палату:
– Лисенок! Вот кого нам не хватало! – прищурился мужчина, как бы разглядывая свою дочь. – А чего за круги под глазами, ночные муки творчества?
Взгляд его как бы говорил: «Только без жалости, милая. Без нее, мне и Олиной хватает».
– Да, именно они, – по щеке Леси предательски сбежала еще одна слеза, и она утерла ее запястьем. – Пишу новую повесть.
– О, вот оно как, – с любопытством продолжил он. – И о чем же?
Лицо его, однако, заметно осунулось. Девушка, взяв руку Оли, села вместе с ней на кушетку напротив, рассматривая его сквозь защитный экран стерильного бокса.
– Вам правда интересно?
Оля своей маленькой рукой потерла раскрасневшийся носик. Ее лицо вдруг стало совсем детским, будто ей было лет пятнадцать, а никак не тридцать. Взгляд был таким испуганным, измученным и потерянным, что Лесе захотелось ее укутать в одеяло и посадить себе на коленки.
– Да, конечно, – пробормотала она и, посмотрев на девушку, выдавила улыбку. – Конечно, Лисенок, рассказывай.
На деле Лесе самой было уже плевать на повесть. Ей хотелось обнимать бесконечно долго этих двоих, горевать и сокрушаться, сетовать на злую судьбу-судьбинушку, но она знала, что это не только не поможет, но еще и превратит последние дни жизни Отца в сплошную муку.
Взгляд его вторил мыслям дочери: «Все правильно, давай о хорошем». Правда, едва девушка начала рассказ, он перебил ее, нахмурившись:
– Так-так, ни слова больше!
– Почему? – опешила Леся. – Тебе не нравится?
Оля посмотрела на мужа в недоумении.
– Мне не просто нравится, – Отец приподнялся на кровати. – Я хочу это услышать! Завтра же, можешь привезти это сюда?
Леся с облегчением улыбнулась:
– А как иначе, если ты просишь?
До окончания часов посещения они разговаривали о всяком: о Ленинске, о происходящем в мире, о красивой природе этих мест и забавных случаях из практики Оли за последние месяцы. Когда их время закончилось, Леся, попрощавшись, побрела домой, чувствуя себя совершенно выжатой. Шла она час или два, и вернулась, когда было уже затемно. Возле дома, к своему превеликому удивлению, она застала Амикуса.
– Здравствуйте, – изумилась девушка, даже слегка разведя руками. – Вот так кого не ждали.
Мужчина встал со скамейки, на которой сидел как будто несколько часов. Амикус словно еще больше побледнел эти сутки, что они не виделись. Взгляд его был встревоженный и вопросительный:
– Что-то случилось? – спросил он вкрадчиво. – За исключением… Да, я уже успел его навестить утром. Помимо этого?
– А этого недостаточно? – пожала плечами Леся, отводя взгляд. Врать ей никогда не удавалось.
– Посмотри на меня, – он попытался прикоснуться к ее подбородку, но она отошла назад.
– Я не хочу больше видеться, – призналась Леся, наконец, найдя в себе силы посмотреть на Амикуса. – Не хочу и все.
– Я тебя чем-то обидел? – он осторожно сделал шаг вперед и положил руку на ее плечо.
– Нет, но я знаю, что сделаешь это, – покачала девушка головой. – Потому что, когда все закончится, я стану тебе неинтересна. Не хочу привязываться, понимаешь? У меня не так много друзей…
– То есть, по-твоему, я друг? – с усмешкой спросил Амикус. Леся не поняла, была ли это очередная издевка или же простое недоумение.
– Я надеялась…
– Да я влюбился в тебя еще в аэропорту, дурочка! – сокрушенно воскликнул он. – Неужели это не было очевидно? Я думал, писатели те еще психологи.
Она оторопела, не веря своим ушам. По кончикам пальцев пробежали токи тепла. Не могло это быть правдой, должно быть, очередной безумный сон наяву!.. Амикус вдруг обнял ее, очень крепко, так и не дождавшись вменяемого ответа от ошарашенной таким признанием Леси. Девушка обхватила его тонкую фигуру в ответ, не желая выпускать больше никогда этого человека из своей жизни.