Артиосу было жалко девушку, которую так жестоко опрокинула жизнь. И пусть официально Мира была рабыней, её хозяин никогда ей не приказывал и не относился как к животному. Конечно, свободы это не заменит, но Артиос старался сделать её жизнь чуть более человеческой. И, наверное, это получалось, ведь улыбка на лице девушке стала появляться чаще, а страх исчез из глаз. Хотя мысль о том, что в глубине души она ненавидит его, не покидала разум.
— Мира, я вернулся, — Артиос хотел постучать дверь, но та сразу же отварилась.
Должно быть девушка уже вернулась и забыла закрыть комнату. Первым в глаза бросился обеденный столик под окном. На нём уже стояла разогретая еда. Артиос улыбнулся, вспомнив первую стряпню Миры: подгоревшую яичницу со скорлупой. Но вскоре уровень навыков девушки вырос, репетитор даже рекомендовал её помощницей в ресторан, но она отказалась и осталась помогать в мастерской Кериона. А Артиос с тех пор всегда ждал вкусный завтрак, иногда даже с собой. Даже когда тёмный маг возвращался с напарником после выполнения контрактов, его ждал свежий обед: Мира каждый день ждала прибытия своего хозяина. Так случилось и сейчас.
— Вкусно пахнет, сегодня у нас гребешки? — Артиос сделал шаг, входя в комнату и вешая на ходу плащ.
Однако рука дрогнула и плащ упал на пол. Голова резко заболела, а глаза уставились на ламинат, на котором остались грязные следы ведущие в правую часть комнаты. Артиос не хотел поворачиваться, но боковым зрением уже всё увидел, но мозг всё равно не хотел принимать действительность.
Тёмный маг медленно прошёл в комнату, сел за стол, спиной к кровати. Справа в окне били капли дождя. На столе было две порции, нейросеть подсчитывала стоимость ингредиентов, одна бутылка вина стоила пары золотых. Артиос не оставил настолько много денег, так что логично было предположить, что Мира добавила со своих сбережений.
А ещё на столе лежала маленькая коробочка, на которой лежала розовая лента. Мире не хватило времени завязать её в бант. Артиос аккуратно пододвинул коробочку себе и снял крышку. На языке уже начал появляться металлический привкус, и странный запах начал заполнять комнату.
Внутри коробочки лежал плетённый браслет с бусинками. Внешне такое могло показаться нелепым, но предмет скрывал в себе магическую силу. Рядом с браслетом лежала аккуратно свёрнутая бумажка, где узнавался почерк Миры.
Руки Артиоса уже не дрожали, глаза спокойной бежали по строчкам. После в левой руке появилась трубка, через секунду запах крови в комнате сменился терпкой смесью различных трав. Наверное, будь на месте Артиоса кто-то другой, он бы пустил слезу или пульс его бился чаще. Но тёмный маг давно забыл, как плакать. Не было и чувства горечи или сожаления, лишь суровая действительность, обернувшаяся пустотой.
Артиос аккуратно повесил браслет на руку, положил записку во внутренний карман своей ученической рубашки и посмотрел на лежащее на кровати тело. Крови было удивительно много, даже не верилось, что в столь хрупкой девушке может столько алой жидкости.
На Мире до сих пор был кухонный фартук и домашняя одежда, которая была разорвана. На уже не молодом теле было множество старых шрамов, к которым прибавились новые, совсем свежие побои. Убийца решил поиздеваться над жертвой, прежде чем пронзил грудь насквозь.
У нижней части кровати лежала записка с неаккуратным почерком.
"Это тебе за брата. Жду тебя завтра с первыми лучами солнца на школьной арене."
Подписи не было, но убийца и не пытался скрываться. Ему не стоило труда пробраться в общежитие, ведь он сам здесь жил. И не дрогнула его рука, когда он убивал рабыню. Скорее всего Даин хотел таким образом лишь предупредить, нежели действительно задеть своего врага. Ведь убийство рабыни, тем более обычной и далеко уже не молодой, можно прировнять к смерти старой клячи. Заменить и забыть.
Только Артиос так не считал, хотя это уже не имеет значения.
Терпис Лицедей закончил свое выступление, пока все зрители Двоугрима застыли с открытыми ртами. Даже сам король гномов был шокирован, о чём говорили его широко раскрытые глаза.
— Пьеса удалась на славу, — произнёс волшебник в своей гримёрной.
Вокруг него плавали ещё живые образы героев его сюжетов. Сатиры, русалки, драконы и люди. Всё они были более чем живые. Каждое движение этих фантомом ощущалось зрителем на совершенном ином уровне, на магическом. Каждая эмоция передавалась не только через жесты и мимику, но и через магию, позволяя максимально прочувствовать каждый момент.