– Всё, пошли!
Послушавшись Комарова, отряд одномоментно развернулся, и ему встретилось облако пара и дыма, сквозь которые Данте увидел, что дверь превратилась в сгусток металла, который растёкся по бетонному полу, словно парафин плавленой свечи. В ещё не остывшую дверь капитан рванул в небольшой проём, образовавшийся от работы устройства, и Данте только поразился, как Комаров смог так юркнуть в такое отверстие. Жар, обжигающий тело, встретил Данте, когда он прыгнул через образовавшийся проём, сквозь марево плавленого воздуха и дыма.
Небольшая комната совсем не пестрит разнообразием. Справа Данте видит клетку, стальные толстые прутья, образовавшие стену толстых штырей, впереди свет падает через единственное окно, а слева расположился единственный стол, за которым на кресле с высокой спинкой, рядышком с белым сейфом, расположился человек. Красно-фиолетовый камзол, синие погоны и оранжевые туфли вражеского офицера показались капитану слишком сумбурными, будто перед ним клоун, а не командир вражеского войска. Из рации на столе то и дело доносятся множественные донесения, трещит статика и нервный тяжёлый взгляд карих глаз ложится на связное устройство.
– Не трогать! – приказал Комаров, целясь во вражеского командира, квадратное лицо которого отразило гримасу ненависти. – Ваша оборона рухнула, полковник.
– Дя как висмеети! – залепетал вражеский офицер на непонятном для слуг Рейха северном языке. – Я есть командрирь военства свобода! Ви должны уважать мой права!
– Комаров, проклятье, ты понимаешь его? – спросил Яго.
– Да.
– И что он говорит.
– Хочет, чтобы мы его не трогали и уважали права.
– И что мы с этой рожей будем делать?
– У нас есть приказ захватить вражеское командование и доставить в штаб к консулу нашего ордена.
– Пленники, – повернулся Яго, смотря на то, как за клеткой копошатся и стенают, слабо и слёзно завывают люди. – А зачем они здесь?
– Вы ведь не всех гражданских эвакуировали из города при отступлении? Кто-то остался… вот они оставшихся и пленили, чтобы использовать для… содомских утех, – пояснил Комаров, кидая злобный взгляд на вражеского полковника, и держа его на прицеле автомата.
– Содомских утех?
– Да, их должны доставить в Либеральную Капиталистическую Республику, где одних отправили бы обслуживать… э-э-э, каких там… короче, самую либерально-прогрессивную прослойку их гнилого общества. Кого-то бы пустили на органы для партийного старичья из иерархов-конституционщиков. Женщины наверняка стали бы… э-э-эм, инкубаторами для пополнения населения. Иначе говоря, ничего хорошего их бы не ждало.
Услышав это, Данте стало не по себе. Много лет прошло с тех пор, как он пёкся о благе людей, которым он нёс штандарт Канцлера и даже после событий в «городе бога», когда его душа остыла, сердце продолжало слегка содрогаться и болеть о тех, к кому они ли с огнём и словом нового закона. И здесь он так чувствует, что его дух содрогается от вспыхнувшей злобы, чувства несправедливости из-за того, что вытворяют «республиканцы».
– Откуда ты знаешь? – допытывается Яго.
– Читал доклады Службы Внешней Разведки, да и… во время не лучшего состояния моей родины, Конфедерация проводила переговоры… о поставках, – Данте уловил дрожь в голосе Комарова, понял, что ему тяжело сейчас вспоминать события прошедших дней. – О поставках… людей из тюрем… для всего этого. И эта скотина, – Комаров ткнул дулом в полковника. – Промышляет этим.
– Это не правители, – сокрушается Яго, смотря на пленных гражданских и тут же переводя взгляд на офицера противников. – И даже не люди… верхушка власти в «Республике». Э-э-это долбанные коршуны, проклятые стервятники от «свободного» мира!
– Теперь мне понятна твоя ненависть к… «либшизе», как ты их называешь, – с подавленной яростью твердит Данте.
Внезапно полковник раскричался на непонятном наречии, языке одного из субъектов «Республики», активно жестикулирую, что-то вопя и требуя.
– Изъяснись мне нормально! – потребовал Комаров.
– Что ви там говорите! Мой права закреплены Хартией! Ви не иметь права против меня что-то сделать! Я – военнопленный и ви должны меня выдавать мой командование! Ви должны обеспечить моя положение самим лучшим! Еда и питье! Да-да!
– Может эту пташку прямо тут положить, – предложил Яго, демонстративно подняв автомат на полковника. – А консулу скажем, что вальнули его за побег. Во, или вообще за то, что отстреливался.