Глаза Лорена закрылись. Он смутно осознавал, как Гийон рвется через прутья решетки, которая дребезжала и лязгала, но оставалась все также неумолимо закрытой.
Тогда Лорен засмеялся сбивающимся, едва слышным смехом, ощущая своей спиной приятную прохладу камня. Он прислонил голову к стене.
— … как ты смеешь, ты, жалкий предатель, ты пятнаешь честь своей семьи, ты…
— Гийон, — сказал Лорен, не раскрывая глаз. — Ты связал меня и запер в одной комнате с Говартом. Думаешь, твое очернительство заденет мои чувства?
— Выпусти меня! — Слова эхом отскочили от каменных стен.
— Я уже пробовал, — спокойно сказал Лорен.
Гийон сказал:
— Я дам тебе все, что ты захочешь.
— И это я тоже пробовал, — ответил Лорен. — Мне не нравится считать себя предсказуемым. Но, очевидно, я прохожу через все обычные ответы. Стоит мне рассказать тебе, что ты сделаешь, когда я первый раз воткну нож?
Глаза Лорена открылись. Гийон на шаг отступил от решетки, и это доставило Лорену удовольствие.
— Знаешь, я хотел оружие, — сказал Лорен, — и я не ожидал, что оно само придет ко мне в камеру.
— Ты покойник, как только выйдешь отсюда. Твои Акиэлосские союзники не помогут тебе. Ты оставил их умирать, как крыс, в ловушке при Чарси. Они выследят тебя, — сказал Гийон, — и убьют.
— Да, я знаю, что я пропустил свою встречу, — ответил Лорен.
Коридор мелькнул перед глазами. Лорен напомнил себе, что это всего лишь из-за отсвета факелов. Он слышал собственный призрачный голос:
— Я должен был встретиться с одним человеком. В нем есть все эти идеи справедливости и честной игры, и он пытался удерживать меня от совершения неправильных поступков. Но сейчас его здесь нет. К сожалению для тебя.
Гийон отступил еще на шаг.
— Ты ничего не можешь мне сделать.
— Разве? Интересно, как отреагирует мой дядя, когда обнаружит, что ты убил Говарта и помог мне сбежать. — И тем же призрачным голосом: — Думаешь, он навредит твоей семье?
Руки Гийона сжались в кулаки, словно он все еще держал прутья решетки.
— Я не помогал тебе сбежать.
— Правда? Я не знаю, откуда взялись эти слухи.
Лорен рассматривал его сквозь решетку. Он чувствовал, что к нему вернулось его критическое мышление, вместо которого до настоящего момента была лишь упрямая приверженность единственной цели.
— Вот, что стало болезненно очевидным. Мой дядя велел, что если ты поймаешь меня в плен, то позволишь Говарту взять меня, что было бы грубой тактической ошибкой, но у моего дяди были связаны руки из-за его личного соглашения с Говартом. Или может быть ему просто нравилась сама идея. Ты согласился выполнить его указания. Тем не менее, ты не хотел, чтобы пытки наследника престола до смерти были приписаны твоему имени. Я не уверен точно, почему. Могу только предположить, что, несмотря на ошеломляющее множество доказательств обратного, в Совете все же осталась некоторая рациональность. Меня поместили в пустые камеры, и ты сам шел с ключом, потому что никто больше не знает, что я здесь.
Прижимая левую руку к плечу, Лорен оттолкнулся от стены и подошел к решетке. Внутри камеры раздавалось неглубокое дыхание Гийона.
— Никто не знает, что я здесь. Это значит, никто не знает, что и ты здесь. Никто не будет искать, никто не придет, никто не найдет тебя.
Голос Лорена был ровным, когда он смотрел Гийону в глаза сквозь прутья решетки.
— Никто не поможет твоей семье, когда мой дядя придет за ними с улыбкой на лице.
Лорен видел измученное выражение лица Гийона, напряжение вокруг рта и глаз. Лорен ждал. Слова были произнесены другим голосом, с другим выражением, категорично.
— Чего ты хочешь? — спросил Гийон.
Глава 3
Дэмиен окинул взглядом размах поля. Силы Регента казались потоками темно-красного цвета, вторгшимися в их собственные ряды, смешивая армии и напоминая поток крови, который врывается в воду и распространяется в ней. Открывающийся вид был видом разрушения и нескончаемого потока врагов, такого внушительного, что он походил на рой.
Но Дэмиен видел при Марласе, как один человек может держать фронт, будто лишь одним усилием воли.
— Принц-убийца! — Кричали люди Регента. Сначала они кидались навстречу Дэмиену, но увидев, что происходило с теми, кто нападал на него, они превратились в сбившуюся массу лошадиных копыт, пытающуюся отступить.